В общем, я начал думать про нуар. Ассоциативный ряд довел меня до Апокрифа, поскольку еду я туда, похоже, суровым опером одного из местных РУВД. И тут же появилось дикое, беспощадное желание почувствовать вкус эльфийского нуара.
Жалко, что я совершенно не умею рисовать) Даже вон картинку кривую зажабил, хотя ухи получились симпатишные.
Но это было бы как-то так. На мой взгляд.
читать дальше
"Мерзкий вечер, медленно скатывающийся в еще более мерзкую ночь. Я иду по одной из множества улиц среди городских окраин. Идущая навстречу девица в строгом домашнем платье останавливается на секунду, чтобы рассмотреть меня, и призывно подмигивает, надеясь на денежную ночь. Прохожу мимо. Разочарование на ее лице сменяет брезгливость, а брезгливость становится равнодушием. Прости, детка, у меня здесь свое дельце, а тебе наверняка повезет с кем-нибудь еще. Минас-Тирит, город невыносимого порока и такой же невыносимой добродетели, смешавшихся в самых отвратительных пропорциях, породив множество химер.
Откуда-то с неба сыплются увядшие листья, но стоит им коснуться земли - и алое золото смешивается с уличной грязью мостовых под безучастным взглядом заложенных ставнями окон.
Огниво в моих руках рассыпает искры, ветер подхватывает их и уносит прочь. Табачный дым обжигает легкие, мысли о добродетели обжигают душу.
На обочине я нахожу тело. Совсем подросток. Полные фальшивого счастья оловянные глаза безразлично смотрят в затянутое свинцовыми тучами небо. Тонкая ниточка слюны тянется на едва заметно вздымающуюся грудь. Я на верном пути.
Дверь разлетается под моим ударом, но внутри меня уже ждут. Ворвавшийся в дверной проем ветер дергает пламя светильников. Хозяин остается сидеть, но его ручной громила почтительно встает и идет поприветствовать меня. Как приятно.
Любезностью стоит отвечать на любезность. Когда он ложится на пол, я обращаю внимание на столь неуместно звучащие здесь аплодисменты.
- Браво, браво! Вот уж чего не ожидал, так внезапного визита городской стражи... желаете чего-нибудь особенного?
Ткань его туники прекрасного качества и приятно лежит в кулаке, швы даже не трещат, когда я вытаскиваю ублюдка из-за стола и прижимаю к стене. Выше всяких похвал.
- Зачем так грубо?!
- Ты продаешь свою дурь детям!
- И что с того? Парнишки хотят сладких грез и эльфийских прелестниц - я даю им и то, и другое...
Его голова издает очень приятный звук при ударе о стену. Особенно когда это происходит в пятый раз.
- Оставь его, Эмер.
Кажется, патруль решил поинтересоваться шумом? Нет. Все гораздо интереснее. И не верю что столь высокие гости здесь с той же целью, что и я.
- Это приказ?
- Ну разумеется, uvanimo! Ты понимаешь, что ты сейчас здесь незаконно? Уже два дня как ты, huerindo, должен быть в Итилене! Ты забыл, за что тебя отстранили от дел и отправили подальше?
Торговец грезами, благополучно потерявший сознание, кулем падает на пол.
- У меня осталось одно дельце.
- Это у меня осталось одно дельце, и это дельце - ты.
Как неприятно иногда умеют ругаться люди, с которыми тебе довелось служить вместе, и которые теперь много старше тебя по званию. Наконец зерцало городской стражи изволит перейти к делу.
- На дороге в Итилен тебя уже несколько дней ждут мои люди с целью укоротить на не в меру беспокойную голову, а ты тут щиплешь мою птицу. Взять его!
Первый отшатывается прочь с арбалетным болтом в шее, а вот со вторым так просто уже не получается, но и он в конце-концов оседает на пол, удивленно глядя на свои окровавленные руки, бесполезно пытающиеся зажать прореху в кольчуге. Прекрасные бойцы, цвет стражи, которой я когда-то клялся в верности.
Плечо дважды обжигает болью, меня разворачивает. Успеваю заметить еще дрожащее оперение, прежде чем упасть. Сдвоенные арбалеты - подарок гномов, специально для городской стражи. Двойной удар правосудия. Впрочем, падаю я ненадолго. Меня быстро поднимает за волосы рука в стальной перчатке и рывком ставит на ноги. Удар по лицу, соленый вкус крови.
- Зачем ты полез не в свое дело, Эмер? Тебе не хватило того, что тебя сочли неблагонадежным и сбагрили прочь? Это деньги, большие деньги, деньги, равные той радости, которое приносит мое зелье. Ты убил всех моих продавцов, кроме этого - и я был бы дураком, если бы не знал, что ты придешь и сюда. Пришла пора умирать, ублюдок. Скажешь что-нибудь на прощание?
- Nai linnuvalye Moringotenno? Nai elye linnuva?
Мое оружие лежит на полу, а до ножа в сапоге я не дотянусь. Но на любезность стоит отвечать любезностью - и я плюю ему в лицо кровью. Секунды замешательства мне хватает, чтобы вырвать из плеча болты, перехватить и воткнуть их в глаза, такие же оловянные, как и у того подростка, валяющегося на обочине.
Лампадное масло падает на залитые кровью доски широкими кляксами и растекается по сухому дереву. Остаток я выливаю на запасы сухой эльфийской дряни в соседней комнате. Огниво роняет жгучие искры, тут же оборачивающиеся языками зеленоватого пламени.
Во фляжке, найденной у бывшего коллеги, оказывается немного мирувера. Часть выливаю на раны, остальное выпиваю. Дым от пожара обжигает мне легкие, но греет мне душу. Разлетающийся пепел смешивается с дождем и оседает на землю серыми каплями. Добро пожаловать в наш город, обитель порока и добродетели, но чтобы найти эту добродетель, надо немало потрудиться... "