It is better to die for the friendship than to live for the discord.
Отчет с Эдо, персонажный. Полная фигня, на 25ть страниц. Я - сраная графомань, а если судить по тексту - еще и сраное эмо, так как состав текста 50% сопли, 49% - сахар, 1% - что-то интересное и информативное. Никакой художественной ценности. Приятного чтения, как говорится)))
Еще один персонажный отчет. Гораздо более красивый, стилизованный под Японию... и вообще. Мне нравится гораздо больше.
Отчет. Читать. На свой страх и риск
... Ведра с водой в тот день выдались очень тяжелые. А бочка очень большая. Утирая со лба пот, Даичи задумчиво размышлял о том, что в последнее время в его жизни присутствует слишком много саке - правда, несколько меньше, чем пару месяцев назад. Но головная боль по утрам уже начинала раздражать, и Даичи пообещал себе, что сегодня он постарается обойтись без пьянства.
Оставалось еще пара ведер - и можно идти в чайную, забирать забытое вчера косодэ. "Позор! Сын рода Тамура, верой и правдой служивший..." - пробежала непрошеная мысль гостьей из прошлых времен, но тут же была перечеркнута острой болью где-то в глубине души. Остро захотелось еще саке. Напиться и забыться, и не вспоминать позор прошлый и нынешний. Спускаясь к обрыву в реке, Тамура старательно считал шаги, отгоняя несущие разочарование в себе мысли, и, в очередной раз поражался красоте открывающегося вида. Неспешная, пробегающая мимо вода, в мелких осколках блестящего солнца, не замечая замершего на берегу ронина, проносилась мимо высоких камышей, покачивающихся под теплым ветром. Даичи зажмурился от солнечных бликов, поборол желание прилечь где-нибудь на берегу и вглянул на собственное отражение. Щетина, неровная прическа... складки на хакама давно уже стали только воспоминанием. В кого ты превратился, самурай? Даичи разбил отражение всплеском ведер, подождал, пока они наполнятся водой и снова тяжело пошел вверх.
... В чайной ему, по доброте душевной, далеким родственным связям, и из чувства сострадания к его перекошенному лицу, налили чая. Кто-то входил, кто-то выходил - Даичи запомнил, кажется, только кузнеца, в очередной раз воздававшего комплименты господину багру. Чем-чем, а оружием своим ронин гордился до сих пор, и старался содержать его в порядке и чистоте. До того уровня, когда начинают продавать дайсе, или позволять ржавчине появиться на клинках, он еще не дошел. Хотя, кто знает, что еще впереди? Даичи вежливо кланялся кузнецу, отвечая, что господин багор нынче желает пройтись по улицам города, но всенепременно постарается заглянуть в кузницу на обратном пути. Еще пара вежливых поклонов - и господин багор и его верный пожарный вышли под тусклое солнце, похожее сейчас больше на старый рё, чем что-то другое, более поэтичное.
Заметив впереди семенящую фигуру китайца-газетчика, Тамура приободрился. Этот малый иногда соглашался платить за те бредни, которые Тамура выдавал за достоверную информацию. Хоть и немного - но на чашку лапши вполне можно было заработать. За бредни совсем уже безумные, и никак не похожие на достоверную информацию, кстати, тоже платили - но в три раза меньше, и это было скорее уже развлечением. Китаец был хорошим человеком, добрым и умным, хоть и несколько наивным и простоватым.
Вот и сейчас Даичи без труда выпросил свежую газету, посмотреть на картинки, прикрываясь собственной неграмотностью. Пробежавшись глазами по иероглифам, он вернул газету и попросил рассказать новости, мысленно уже сочиняя дополнения и опровержения. Китаец, обрадованный вниманием, принялся бодро излагать последние события, сопровождаемые подробными комментариями пожарного, сообщившего китайцу, что бегающий чайник - это мелочи, так как у аптекаря короб третьего дня бегал ночной порой в гости к бамбуковой циновке господина судьи, приходящейся ему троюродной тетей, да не судье, а коробу, и тому есть немало доказательств и свидетелей. Что противопожарные татуировки делают не в виде морских гадов, а в виде небесных птиц, и в подтверждение тому он, Даичи, готов показать спину, впрочем это и так всем известно и пусть татуировщик не врет. Что лисица, которую видали в городе, это даже не новость, так как даже последнему человеку в городе известно, что храм Сэнсодзи иногда изволит посещать совершенно особая лисица в кэса, торжественно и долго складывающая его перед входом в храм, а после выхода - так же торжественно и долго расправляющая.
Только услышав про ночной пожар и погибшего самурая, Даичи потемнел лицом, но, впрочем, быстро пришел в себя, узнав, что пожар не распространился, и что полицейские затушили его своими силами. "Молодцы какие!" - подумал он, уже мысленно считая количество поклонов и благодарственных слов которые надо будет совершить перед полицейским инспектором.
Голова болеть перестала, настроение улучшалось. Тамура с суровым видом побродил по городу, тараща глаза на дома и всем своим видом показывая, как важен и ответственен труд пожарного. Господин багор умиротворенно покачивался на его плече, вежливо кивая прохожим, важный, как едущий в открытом паланкине чиновник высокого ранга. Кисточки на плетеной обмотке у лезвия покачивались при движении, создавая ощущение подрагивающих кистей на украшениях, или даже на висящей на поясе печати. Подумав о кистях, Тамура тут же вспомнил о том, что завтра возвращается в город из Фукусимы высокое начальство. При мыслях о высоком начальстве снова захотелось саке.
Пройдясь туда-сюда, пожарный, наконец, оказался там же, где начинал свой путь - у чайной. На дороге, по которой он только что прошел, вздымались клубы пыли. Кто-то мчался в его сторону. Парой секунд спустя стало видно сверкание солнца на бритой голове и Тамура тяжело вздохнул. А быстро, все-таки, китаец работает...
Да-да, он понимает, что распространять такие слухи про храм - это невыразимо позорное занятие. Поклон. Да, он прекрасно понимает, что если так будет продолжаться и дальше, он переродится земляным червяком. Нет, ему не все равно. Да, он обязательно зайдет в храм сегодня же. Поклон. Нет, он больше не будет. Никогда-никогда, честно. Поклон.
Наконец монах, удовлетворенный искренним раскаянием пожарного убежал обратно, посмотрев ему вслед, Даичи решил, что все-таки заглянет к вечеру в храм, тем более, что хотелось увидеть настоятеля, бесконечно мудрого и искреннего человека, сиянием своей доброты разгонявшего темноту состояния тоски и отчаяния, в котором Даичи находился уже больше года. Нет, наверное, монах не мог помочь - но вряд ли вообще кто-то мог помочь Даичи. А монах искренне старался.
При мыслях о настоятеле, Тамура почувствовал некоторый стыд за утренние шутки, но от благочестивого хода мыслей его оторвало появление досина Мимуры, сложного человека, и поэтому полицейского. Или наоборот? Пару раз они с досином пили до потемнения в глазах, пару раз едва дело не дошло до кровопролития из-за какого-то пустяка. Но, в целом, досин, насколько знал Тамура, 15ть лет прослужил в полиции, и на него давили годы общения с преступниками, мятежниками и негодяями.
Сейчас Мимура был очень занят. Он гнал впереди себя какого-то мальчишку, периодически интересуясь у него, не зеленый ли тот они. Но появление из чайной отца мальчишки, быстро поклонившегося и так же быстро утащившего парня домой, заставило досина заскучать. Наконец его взор остановился на пожарном, и несколько секунд Мимура оценивающе рассматривал и его, и господина багра, отошедшего от стенки и, исключительно из чувства заботы о своем пожарном, вставшего рядом с ним.
Наконец, видимо удовлетворенный осмотром, досин замер, и, глядя сквозь Тамуру куда-то вдаль, очень веско и категорично произнес
- Я дурак. Мне монахи сказали. У меня острое помутнение рассудка!
- Да я вроде и не сомневаюсь... - ответил ему пожарный, размышляя о причинах помутнения ума досина. Тот и в самом деле выглядел несколько нездорово.
- Я вижу то, что никто не видит! Вот ты зеленых они видишь?
- Нет, не вижу...
- А они есть! - уверенно заявил досин и ушел куда-то вслед прошедшим мимо монахам из храма Сэнгакудзи.
Посидев у чайной еще немного и подумав о том, что досин, верно, близок к просветлению, и кому как не монахам с этим разбираться, Тамура отправился бродить по городу дальше.
Продолжался обычный день без происшествий.
- А вот не зайдет ли достопочтенный самурай в лавку, не уважит ли старого Каисина вниманием к его замечательным товарам и совершенно великолепным коням?
Тамура внутренне рассмеялся. В кармане звенели дзеней, этак, десять. Но поглазеть на товары Каисина всегда было приятно, да и поговорить с ним, в общем-то, тоже.
- Скорее, скорее выводите коней господину самураю! Ай, какие кони! Красота какая!
- Да, роскошные, роскошные жеребцы... хороши!
- Все, все просто замечательные... какая стать, какие ноги!
- Ну вот, вот этот явно на меня смотрит.
- Хорррош!
- Хорррош, не спорю!
- Отличный конь, только недавно к нам из Китая.
- Как, из Китая?!
- Из Китая, отличный конь, прекрасный... Всего 2 рё!
- 2 рё за этого китайского... мерина?! Нет, нет, я, пожалуй, пойду... я за два рё куплю отличного окинавского жеребца, поддержу, так сказать, отечественного производителя...
- Господин пожарный, вы меня без ножа режете! Какой окинавский жеребец, вы что? Посмотрите на эти ноги, на шею! Шея, шея какая! Полтора рё всего - и ваш жеребец, ваш!
- Что-то, судя по зубам, немолод. Везли долго?
- Нет, что вы, даже устать в дороге не успел. Восемь лет всего, самый расцвет.
- Ну ладно, за такого коня... давайте 15 моммэ, и я его забираю, вот прямо сейчас вот прямо здесь.
- Вы меня обижаете, за такого красавца - и 15 моммэ... Один рё и 10 моммэ минимум!
- Отец, как ты можешь продавать нашего производителя? Мы же от него жеребят хотели! - это сын подошел. Растет парень, весь в отца.
- И в самом деле, господин самурай, берите коня скорее, пока я не передумал, это ж производитель, вы потом кучу денег сможете получить, давая согласие на то, чтобы...
- Вы что, считаете, что я лошадиный барышник? Может, мне его еще и в веселый дом сдать, а по праздникам навещать и забирать заработок?
- Что вы, что вы, просто уж больно конь красив, больно породист, какие жеребята могли бы быть... производитель! Так с кобылами общается - ух!
- Нет, я, наверное, откажусь, был я с утра у лекаря, так он долго языком цокал, и велел мне соблюдать умеренность в саке, еде и общении с девушками, а то, дескать, помру. А ваш конь явно не соблюдает умеренности по крайней мере в одном из этих пунктов... Рё - и я его забираю!
- Рё и пять моммэ! У меня вот тоже дети, и жена, и в веселый дом захаживаю, а сам еще бодрый!
- Не надо мне коня, я на вас на пожар поеду...
И так - до бесконечности.
В храме было тихо. Только еле слышно потрескивали дымящиеся благовония, да на самом пределе чувств было слышно, как стучится о края бадьи потревоженный пожарным ковшик. Тамура сидел, прикрыв глаза и размышляя о том, что только здесь, наверное, он хотя бы на пару секунд может смыть плесень года ронинской жизни, года тоски и позора, и просто позволить себе не думать ни о чем. Да, молитва - но внутри себя, кроме сказанных вслух фраз, закрывая глаза и опускаясь коленями на циновку, Даичи предпочитал молчать. Зачем слова? Если Будда захочет что-то услышать - он и так услышит это в стуке мятущегося сердца. А так хотелось хотя бы внутреннего покоя, отсутствия сомнений, и четкого понимания, что же теперь делать дальше. Поэтому Даичи молчал.
Вряд ли Рюдзан мог знать что-то большее, чем Даичи рассказывал о себе. Но он, этот умнейший человек, явно о чем-то догадывался, слишком уж странным становился его взгляд, когда он смотрел на пожарного. Род Тамура насчитывал немало достойных самураев, верно служивших клану Санада, практически от момента зарождения клана. Но можно ли было назвать достойным самурая рода Тамура, пережившего гибель дайме, которому он должен был служить, и не сложившего вместе его смерть и собственную? Иногда Даичи безумно хотелось упасть перед старым монахом на колени, и, держась за полу его одеяния, начать взахлеб рассказывать о том, что он так долго держал в себе, о том, как ему было запрещено смыть позор кровью, как он низко пал - и ниже всех в собственных глазах, рассказать, каким он был и как себя потерял. Но такое проявление слабости было недостойно для того, кто когда-то был самураем. А достойно ли было топить печали в саке и беспамятстве, в поступках недостойных изначально? Он не знал. Но предпочитал второе. Поскольку боялся подставить под бритвенно-острый взгляд самого себя, боялся осуждения - но еще больше боялся понимания. И сочувствия. Желал и боялся одновременно. Боялся потому, что не был уверен в том, что ощутив сочувствие монаха, выдержит и не закончит наконец-то свой путь одним движение острого клинка, путь совершенно пустой и настолько же бессмысленный.
Оставалось только кланяться и улыбаться, кланятся и улыбаться, под пристальным вниманием настоятеля...
Он отдал единственный нашедшийся у него моммэ на вечернюю службу, надеясь, что хотя бы сегодняшняя ночь будет спокойной и обойдется без пожаров.
Без саке сегодня вечером, видимо, тоже придется обойтись.
Даичи шел по улице, когда вновь увидел досина. Он уже был в курсе, что Мимура, окончательно помутившись рассудком, загнал днем двух монахов под мост, не справившихся, видимо, с его одержимым духом. И сейчас на его оружии красовалась веревка, мешавшая ему достать клинки. Несколько секунд досин молчал, а потом обвиняюще ткнул корявым пальцем в дайсе пожарного и заявил
- А какого они, ты, бака, носишь оружие наизготовку?! Ну-ка немедленно сдать оружие и бегом в тюрьму! И не нервируй меня, иначе ты у меня тут окажешь сопротивление при аресте и в тюрьму доставишься кусками.
Даичи вздохнул.
- Послушай, Мимура, какого они ты пристаешь ко мне, если все дайме и их самураи, если все служащие, если вообще все самураи... и не только... если вообще все - носят оружие слева, клинком вверх, наизготовку, а я, правша, ношу оружие справа, клинком вниз, и выхватить его быстро невозможно? Кто из нас неправ?
Мимура явно расстроился.
- Молодец, выкрутился...
Было явно видно, что ему откровенно грустно от того, что преступности в городе в последнее время не наблюдается, и он отчаянно желает поймать кого-нибудь.
- Ты бы лучше пошел да банду поймал. Которая нынче вечером собирается поджечь и ограбить лавку братьев Сасаке.
- Какую такую банду?!
Огонь в его глазах вспыхнул такой, что не погасить было, наверное, вообще ничем.
- Ну, в городе банда завелась.
- Мерзавцы, подлецы, подонки, мятежники! Ублюдки! Как могли, а!
- Стой, подожди. Нет никакой банды.
- Как нет?!
Даичи задумался, что, если он прямо сейчас придумает банду, ее не придумает кто-то другой. И это, наверное, хорошо.
- Ну, пока нет. Но она обязательно будет.
- Надо немедленно сообщить судье... мерзавцы, подонки, подлецы... в моем городе! А как она будет называться?
- Я пока не придумал. - честно признался Даичи. В голове вертелось озорное "Пятки Юкимуры", но так оскорблять личного героя пожарный не мог себе позволить.
- Ладно, пошли писать письмо судье, а там посмотрим... а хорошо бы они все-таки к вечеру уже лавку Сасаке сожгли. И разграбили. Или хотя бы попытались.
Тамура подумал, что потушить в одиночку пожар перед самым приездом начальства - это, наверное, правильно. И хорошо.
Меж тем досин обнаружил в пределах видимости двух незнакомых ему самураев, видимо, недавно прибывших в город. На поклоны у Мимуры уже не было времени. Он уже мысленно поймал банду, предотвратил два поджога и получил прекрасное дайсе из рук самого канцлера. В награду.
- Эй, самураи! Хотите подзаработать? Дел-то всего ничего...
Даичи отправился на почтовую станцию, уверенный, что досин его догонит. Для пожара иногда достаточно маленькой искры.
- Что, снова кляузу писать? - ехидно спросили у пожарного на почте. Это было уже второе его здесь появление, первое - их с Мимурой, почтовая станция наверняка будет вспоминать еще долго. Впрочем, еще дольше, наверное, результат их посещения будет вспоминать судья. "Пишут тибе бондиты и митежники банда Пятки Акэти". Мда. Почему-то слово "кляуза" как-то особенно сильно зацепило, Даичи погас, и ему стало откровенно стыдно.
- Почему сразу кляузу... - невнятно начал бормотать он, мгновенно растеряв весь пыл. - Я вот тут письмо хотел отправить... с подарком.
- Что, снова за вас писать? - раздался еще один ехидный вопрос, который окончательно добил Даичи.
Его ведь не знакомили в детстве с Четверокнижием, Пятиканонием и Семикнижием, каллиграфией ему пришлось заняться уже позже, и он нашел, что движение кисти не сложнее движения меча, и острое слово может убить так же, как острый клинок - но это произошло уже после того, как Даичи стал командовать отрядом самураев левой руки, и начал сопровождать дайме в официальных визитах к родне. Это было сложно, и необычно, составлять ряды иероглифов в что-то красивое.
Росчерки кисти
Как озябшие ветви
Яблонь под снегом.
- Я сам. - сдавленным голосом сообщил он и, взяв тушь, кисть и бумагу, принялся сочинять письмо.
Господин Каисин оказался на удивление умный и догадливым человеком. Даичи до сих пор мысленно кланялся ему за догадливость. Так правильно понять соответствующий намек и в течение нескольких мгновений прислать подобающий подарок, который Тамура мог бы отправить с письмом прекрасной даме - это надо уметь. Уважение к этому торговцу росло с каждой минутой.
Тем временем иероглифы стоблец за столбцом ложились на бумагу. Сегодня днем, проходя мимо веселого дома, Даичи был глубоко взволнован мелькнувшим в окне рукавом кимоно коси, восхитительной Хакусин. Прекрасно понимая, что ему не хватит денег даже на визит, он, тем не менее, испытывал надежду, что она украсит свою прическу его подарком, и этого ему вполне бы хватило.
Он сам и не заметил, как дописал письмо. Внезапно на стол перед ним лег небольшой сверток. Служащие почты заинтересованно склонились вперед, а улыбающийся господин Сасаке произнес - Это вам, господин пожарный. С наилучшими пожеланиями. - И удалился прочь.
В свертке оказалось несколько медных монет и пара сладостей. Испытывая странное раздражение, Даичи расплатился подаренными деньгами за отправку письма, а сладости оставил служащим.
Мимура нашел его на закате, на краю города. Даичи ловил лезвием господина багра заходящее солнце и разбивал его в искры точильным камнем.
- Ну что, пора брать! Эти Сосаке совсем обнаглели! Дерут с людей втридорога! Явно они и есть зачинщики разбоев, поджогов и грабежей! Их торговля прибыли не приносят, так откуда ж у них деньги? Явно воруют, а лавкой деньги отмывают!
Даичи заинтересованно посмотрел на досина, ожидая продолжения. Солнце почти закатилось за горизонт. Становилось темно.
- Судья велел поймать этих проклятых Пяток, сегодня мы их возьмем с поличным! Нужно только написать поличное.
Кажется, Даичи понял, что от него хотят. Ему уже начинала надоедать эта неудавшаяся шутка, но отступать было поздно. Пообещав Мимуре, что все сделает, Даичи дошел до почтовой станции, которая - к его облегчению - оказалось закрытой. Но в Сэнсодзи еще горели огни и пожарный заглянул туда.
Уставший, но еще бодрый Рюдзан, в ответ на нижайшую просьбу, выдал ему лист бумаги, тушь и кисть, и Даичи, пристроившись под слабым светильником на улице, принялся сочинять поличное.
Он уже почти закончил, когда рядом раздались шаги и раздался сердитый голос
- Дурак! Кто ж на белой каллиграфической бумаге воровские малявы пишет! Еще и храм под кичу подведешь! На, держи!
И сверху на написанное лег лист грубой, желтой в пятнах бумаги, неровно оборванный по краям. Пожарный оглянулся, увидев, как Рюдзан, всей спиной выражая неодобрение, скрывается в храме.
Только что написанную бумагу Даичи сжег, а новое подметное письмо составил так, чтобы даже слепому неграмотному подметальщику стало понятно, что братья Сасаке хорошие люди, и их хотят подставить.
Темнота накрыла Эдо, превратив город в отражение ночного неба, сияющего яркими огнями звезд. Даичи шел по улицам города, напоминая, чтобы не бросали светильники без присмотра, постепенно приближаясь к млечному пути города, ярко выложенного неподвижными светлячками - к дороге, проходящей мимо веселого квартала.
Как ни странно, охранники тепло поприветствовали пожарного, не смотря на сделанное им внушение о необходимости следить за светильниками. Немного постояв и оглядев гаснущий город, Тамура подумал, что он еще ненадолго задержится здесь - поговорит с охранниками, присмотрит за светильниками... да просто побудет там, где люди.
Ему очень не хотелось возвращаться в холодную и пустую пожарную управу, где не было сейчас никого, кроме него. И оставаться там наедине со своими мыслями и воспоминаниями. Тем более, что он обещал себе не пить саке. Что было легко исполнить, так как денег до завтрашнего жалованья осталась совершеннейшая мелочь.
Тихо шумели ивы, Оками, стражник веселого дома, что-то рассказывал про то, как он верен сёгунату и ненавидит христиан, Даичи задавал подобающие вопросы и кивал в нужных местах, а сам просто смотрел на огонек в одном из светильников, и не думал ни о чем. Видимо, он уже совсем уже погрузился в медитацию прямо стоя, оперевшись на благосклонно подставленное древко господина багра, что совсем не заметил, как рядом с решеткой, за которой сидела красавица-таю Акэми, появилась лисица с несколькими хвостами.
Оками куда-то исчез, а Тамура во все глаза смотрел на существо, про которое распускал столько слухов, и которое первый раз в жизни видел... во плоти? Из разговоров с монахами Даичи помнил, что причинить вред лисице, если что случится, он не сможет, за себя он не боялся - на его шее висел мешочек с амулетом из Сэнсодзи, отпугивающий нечисть, подаренный кем-то из полицейских. Он твердо знал, что лисица не злая, не добрая, но совершенно не знал, чего от нее ждать. Поэтому готов был действовать по обстоятельствам.
Тем временем лисица несколько раз провела когтями по решетке и завела разговор с таю. Даичи стоял рядом, подхватив багор, и мучительно пытался понять, как ему вести себя с тем, кого он с детства считал сказкой. Нападать? Или наоборот уйти? Для себя он почему-то твердо решил, что если она решит войти в веселый дом - он ей не позволит. Непонятно было как, но - не позволит. Это было полностью интуитивное решение, пришедшее как-то само. А до тех пор - пусть ходит. Рядом храм. Ничего не случится...
Его размышления на тему, как поступать с лисами, были грубо прерваны появлением обнаженного клинка. За катану крепко держался юноша, судя по камонам, из клана Датэ. Лисица к тому времени уже отошла от решетки и обходила веселый дом, за ней двигались пожарный, и молодой Датэ.
- Вот погань! - пробормотал самурай - Я ее сейчас зарублю!
Он замахнулся катаной, но Тамура остановил его.
- Ты знаешь, что случится, если ты ее ударишь? Я нет.
- Да мне все равно!
И молодой Датэ, прежде чем Даичи успел что-то сделать, рванул к лисе, намереваясь ударить ее. Но она мгновенно повернулась, проскользнула под клинком и как-то неожиданно оказалась с ним лицом к лицу.
- А не проводит ли меня молодой человек? - раздался кокетливый голос, больше подходящий девушке из веселого дома, чем лисе.
- Почему нет? Провожу? - ответил юноша и они начали удаляться куда-то в сторону. Даичи вернулся к веселому дому и позволил господину багру опереться о стену. Откуда-то вдруг послышался громкий обиженный вой и громкий заливистый смех, сопровождающийся воплем
- Я тебя, тварь, провожу... к монахам в храм провожу!!! - и снова смех.
Кажется, иногда стоит быть чуть... решительнее?
- Господин пожарный, а что вы здесь делаете? - прозвучал закономерный вопрос таю, внимательно рассматривавшей Даичи сквозь решетку.
- Думаю, побыть здесь, пока не погаснут светильники. Вдруг что случится. Мне хотелось бы быть уверенным... - скромно ответил тот, несколько смущаясь от того, что, разумеется, на светильники он обращал внимание сейчас в последнюю очередь.
- Но наши охранники, если что вполне способны справиться.
- Я верю. Но, знаете ли, случаи бывают самые разные... - Нет, в управу сейчас определенно возвращаться не хотелось. Да и когда еще появится возможность поговорить с таю, сверкающей на все Эдо.
- Ну хорошо, оставайтесь.
Они помолчали пару секунд. Таю рассматривала лицо пожарного так, словно силилась вспомнить, где она его видела.
- Мы сейчас так сидим, словно в детстве. Не хватает только страшных историй.
- Я, кстати, как раз знаю одну страшную историю...
Одну. Ну разумеется.
- О чем вас спрашивала лисица? - поинтересовался Тамура, когда закончил звучать смех после последней расказанной им истории. Истории чередовались. К таю присоединились другие дамы, а к пожарному - охранник, впрочем, более слушавший, чем рассказывавший - и они менялись, рассказывая, рассказывая, рассказывая... Начали со страшных историй, чему способствовали все более и более сгущающаяся темнота и тени, продолжили страшными историями, но уже о любви, потом просто о любви... наконец они дошли даже до детских сказок, которых Даичи, неожиданно для себя, помнил достаточно много.
"Можно еще задувать по одной свече с каждой рассказанной историей" - предложил кто-то, но свеч было слишком мало и ограничились всего одной.
Тем не менее, не смотря на все разнообразие лоскутного полотна их рассказов, основной нитью, которую затрагивали чаще всего, были оборотни, видимо из-за появлявшейся недавно лисы.
Оборотни. Это было забавно вдвойне, поскольку Тамура сам чувствовал себя оборотнем, спрятавшим свою истинную сущность под камонами сегуната. Правда, от кого спрятавший? Ему самому начинало казаться, что в первую очередь - от себя самого. Больше он никому, в общем-то, и не был нужен. Оборотни иногда начинают жить среди людей, приняв человеческий облик. Только хвост выдает оборотня. Но иногда оборотень живет не узнанным столько, что начинает чувствовать себя человеком, и однажды оглядывается - и не видит сзади своего хвоста. Ждала ли Тамуру такая судьба? Дом Санада существует и по сей день, но Даичи не нашлось в нем места, под властью нового дайме, никогда не принадлежащего роду Санада, такого же военачальника, каким был когда-то сам Даичи... он вольется в жизнь Эдо, и погибнет на очередном пожаре, или умрет от беспробудного пьянства, или, сумев начать новый путь, женится и обрастет семьей, начав род верных служащих сегуната? Нет, вряд ли. Скорее уж беспробудное пьянство. Когда оборотень оглядывается и не видит свой хвост - его, как никогда, выдают уши.
Странно, но Акэми-сан тоже большую часть историй рассказывала именно об оборотнях, задумчиво и грустно улыбаясь. Видимо, давала знать ее сегодняшняя встреча с лисой. Она вообще была очень задумчивая, и немного отрешенная, и, может быть, даже ушла бы, но, видимо, ей тоже доставляла удовольствие их совершенно спонтанная ночная беседа. Иногда Тамура ловил на себе ее взгляды, загадочно тихие... Она была очень красивой в этот момент, слегка оттененная мягким светом свечи, сглаживающим углы, скрадывающим очертания, оставлявшим лишь общее ощущение красоты и утонченности, необыкновенной и очаровательной.
- Лисица спрашивала меня, знаю ли я сто стихов ста поэтов - ответила таю после некоторого молчания. - Разумеется, я знаю, но...
Их ночное уединение внезапно нарушил визит хозяйки Мацурики, недовольно посмотревшей на Тамуру, так нагло и вольготно, а главное - совершенно бесплатно беседующего с девушками ее заведения.
- Но хорошо бы было заплатить за беседу, достопочтенные самураи!
- Ну что вы, мы разговариваем исключительно для собственного удовольствия... - попыталась было запротестовать Акэми, но пожарный, засмеявшись, выгреб из кармана последние шесть медяков. Эта плата была бы прекрасной иллюстрацией сегодняшнему разговору об оборотнях. Отличная шутка, понятная только ему.
- Держите, таю. Здесь шесть медяков, это все, что у меня есть.
- Нет, я не хочу...
- Держите-держите. Это очень символическая... для меня... плата. - Тамура, все еще смеясь, ссыпал медяки в ладонь девушки. Действительно, символично. Особенно для тебя, ронин. Военный камон Санада, шесть монет. Раньше ты с гордостью оставил бы их на счастье, а сейчас? Отдаешь девушке в качестве платы за приятный вечер? А, все равно. Наверное, уже все равно...
Ладонь таю, в которую упали шесть холодных металлических кружочков, дрогнула. Кажется, она на секунду застыла в смятении, но мгновенно взяла себя в руки.
- Благодарю. - Сказала она каким-то немного сдавленным, чуть бесцветным голосом. - Я украшу ими свою прическу... это действительно... символично.
Даичи задумался было над такой реакцией, но они снова продолжили рассказывать истории, и он встряхнулся. Что он там себе напридумывал? Нет, такое, увы, бывает исключительно в тех сказках, некоторые из которых он тут недавно рассказывал...
- Так вот, было у одного крестьянина три сына, два статных и красивых, а третий - маленький, плохонький, только и знал, что сидел и в золе копался... ... И, разумеется, они никак не могу догнать его, маленького и вертлявого...
Истории не становятся реальностью. К счастью?
Как-то совершенно незаметно исчезли остальные дамы, куда-то отошел Окэми... Пожарный и таю остались одни. Некоторое время они еще продолжали разговаривать, потом таю, не меняя тона и не прекращая диалог, встала и жестом дала понять, чтобы он шел туда, куда она укажет. Чем толще стены крепости, тем больше в них потайных ходов. Кажется, это правило действует и для веселых домов.
Следуя за Акэми по лабиринту покоев, Даичи старался не думать о том, зачем она пригласила его к себе.
Оказавшись в ее покоях, он прислонил багор к стене и сложил там же оружие, оставив себе только небольшой нож, с которым не расставался даже в постели. Она как-то странно посмотрела на его клинки - и он вспомнил, что к девушкам из веселого дома было запрещено приходить с оружием. Слишком часты были самоубийства.
Он опустился на колени рядом с ней, плечом к плечу, коленом к колену. Несколько секунд они молчали - никто из двоих не решался начать разговор.
- Я, честно говоря, не знаю, почему вдруг решила пригласить вас сюда. Но ваши рассказы про оборотней, а потом эти шесть монет... мне больше не с кем поделиться, и если вы решите сдать меня, я... - наконец решила нарушить молчание девушка.
- Нет, что вы, я ни в коем случае... - начал говорить Даичи - и в эту секунду мимо двери прогрохотала обувь стражей. Они остановились прямо около двери, и начали что-то громко обсуждать.
Оценив ситуацию, и поняв, что ждать, пока стража уйдет, времени нет, а разговор не терпит отлагательств, пожарный сделал, наверное, оптимальное и тактически верное решение. Он мягко обнял девушку за плечи и уложил рядом с собой так, чтобы ее губы были рядом с его ухом. Видимо, это было неожиданно. Она глубоко вздохнула и замерла. Несколько секунд они молчали и просто лежали рядом друг с другом.
- Продолжайте, прошу вас - прошептал он, глядя в потолок. И она, сначала робко и неуверенно, а потом - все более и более крепнущим голосом, словно осознавая, что пути назад нет, начала рассказывать то, что оставалось ее тяжким грузом много лет...
По крыше стучал дождь.
Даичи трясло. Но не от холода - хотя влажный воздух вытягивал тепло - а от морозных игл бурана эмоций, внезапно разрушившего все его моральные заслоны. Лицо его не выражало никаких чувств - как он надеялся - но душа, дрожащая под хлесткими ударами наконец-то правильных мыслей, была между льдом и пламенем. Льдом бушующей где-то внутри снежной бури, и пламенем ее дыхания и голоса, такого нежного и мелодичного, каждой нотой, каждым словом касающегося самого его сердца.
Она была дочерью самурая, служившего когда-то тому же дому, что и он сам. Она была дочерью самурая, и должна была бы совершить самоубийство, лишь только попав в веселый дом - но она осталась жить, презирая грязь людских отношений, совершенно ее не касавшуюся, жить ради мести и ради чести ее отца, которому когда-то - лишь про себя, не вслух - дала обещание, что отомстит за убитого наследника рода, отомстит убийцам, подвергнув их той же участи, лишив наследника клан Датэ...
И по сравнению с этим мужеством и честью, сияющими в этой девушке даже сквозь ночной сумрак, Тамура чувствовал, что начинает презирать себя за то, что позволил себе совершать поступки, недостойные самурая, позволил жалости... жалости самому к себе... овладеть им, заставляя то и дело сворачивать с верного пути, с той цели, которая только сейчас начала проясняться в утреннем тумане еще не вставшего солнца. Все его беды, все те вещи, которые он считал невообразимо важными, наконец-то обрели истинную суть - никчемных мелочей.
Она совершенно бесстрастно рассказывала о том, как попала в веселый дом, проданная сюда служанкой матери, как много лет ждала подходящей возможности, и вот, наконец, она решилась - и завтра, наконец, ее месть совершится.
И тот самый парень, которого Даичи несколько часов назад пытался удержать от нападения на лисицу, умрет - не потому, что в чем-то виноват, а потому, что... так получилось. Иначе быть не может. Увы.
И она... именно сейчас, точно знающая момент совершения мести... момент собственной смерти - была великолепна. Ее голос, прикрытые глаза, обнаженная сейчас шея - он смотрел и слушал, стараясь вобрать в себя этот образ готовой к смерти девушки, неповторимой той потрясающей красотой, которая появляется только в последние моменты жизни. Она уже была мертва, настолько велика была ее решимость - и от этого казалась особенно прекрасной.
- Могу я пропросить вас о небольшом одолжении, сейчас, когда вы знаете всю мою историю и то, что я собираюсь совершить завтра, на поэтическом турнире?
- Конечно, можете.
- Вы можете отсечь мне голову после того, как... все произойдет.
Тамура кивнул. Он не знал, как ответить по-другому.
- Может быть, у вас тоже есть какие-то счеты к...
Нет. Ни счетов, ни претензий. Да, это могло бы быть красиво. Но это не его месть. У него пока есть свои неоплаченные долги. Которые он никак не сможет оплатить до завтра.
- Нет. Я сожалею.
- Ничего страшного. Просто... - Она затихла, и в ее вздохе прозвучала легкая грусть.
Он приобнял ее, вдыхая аромат ее волос. Барабанили капли по крыше, создавая неповторимую мелодию одиночества и близости одновременно. Они говорили еще долго, очень долго. О чести и достоинстве, о Пути и перерождениях, о мечтах и страхе перед смертью. У нее мерзли руки, и он грел их теплом собственного сердца.
Наконец, паузы между их фразами начали становиться все длиннее и длиннее. Они подолгу молчали, вслушиваясь в дыхание друг друга. Наконец, вынырнув из раздумий, он понял, что Акэми спит, прижавшись к его плечу. Некоторое время он лежал рядом, любуясь ею, касаясь мягким взглядом черт лица, линии губ... осторожно освободившись из ее объятий, он, потратив на размышление секунд, положил рядом с ней свой вакидзаши, к рукояти которого она тут же сонно прижалась.
У его мечей была слишком узнаваемая оплетка, второй такой не было во всем Эдо. У него нет счетов к Датэ. Но если кто-то узнает, если кто-то догадается... казни ему не избежать. Он не будет отрицать своей вины. Если же нет... это будет карма. Он не мог завершить ее месть за нее, это было бы бесчестно по отношению к годам ожидания и надежды, но он не хотел оставлять ее наедине с ее местью.
Ушел он тем же путем, что и пришел, мысленно повторяя ее имя, настоящее имя, которое она назвала ему, и которое не знал практически никто и стараясь сохранить на кончиках пальцев хотя бы толику тепла ее плеч.
Лавка торговца Каисина была распахнута настежь. Даичи осторожно заглянул внутрь, пробежавшись взглядом по совершенно свободно лежащим украшениям, по дорогим веерам и штукам ткани... Пару дней назад он, вполне возможно, поддался бы искушению и забрал бы отсюда какую-нибудь мелочь. Месяц назад - может быть, и вовсе не мелочь. Сейчас он лишь полюбовался сиянием камней в украшениях того набора, который приглянулся ему еще днем.
Выходя и еще раз оглядывая заманчиво разлегшийся товар, пожарный подумал, что с утра надо будет обязательно напомнить Каисину про воров... Но, уже выходя и плотно закрывая двери, так, чтобы они казались запертыми, он увидел висящий у входа амулет из храма Сэнсодзи, призванный отгонять от дома разного рода негодяев.
"Думаю, монах был бы доволен" - улыбнулся он и пошел прочь.
Дождь кончился. По углам пожарной управы негромко выл ветер.
Тамура столько времени отгонял от себя воспоминания, что сейчас погружался в их пучину с головой.
...Они прорвались через строй, это был очень рискованный маневр, опасный, победоносный - но оголивший на некоторое время левый фланг - и, прежде чем самураи успели перестроится, враг воспользовался этим. Он очень ярко запомнил последние минуты той ошибки - самоубийственная фланговая контр-атака отбита, рассеивается пыль - и в кругу поверженных врагов и погибших вассалов лежит дайме, придавленный телом последнего противника, направив бледнеющее от потери крови лицо к небу и шепчет стихи... и пепел от горящих повозок, похожий на грязный снег, медленно кружась, падает на его лицо.
Сын рода Тамура подбегет к дайме, на ходу снимая шлем, и падает на колени рядом, понимая, что рана слишком глубока, и что осталось не более десяти вздохов. Несколько минут остаются в молчании, в почтении к приближающемуся финалу жизни господина, и лишь за тем - тусклый блеск танто, дабы успеть погибнуть вассалом, но не ронином. Но Моринобу слабым движением руки делает останавливающий жест, и Даичи замирает. У Моринобу нет наследников, и это значит, что дайме не простил совершившего ошибку самурая, обрекая его на несмываемый позор и судьбу ронина.
Враг был разбит, один из сподвижников Моринобу подхватил падающие войска, и окончил и так уже почти свершившуюся победу - такую необыкновенно горькую на вкус...
В чувство его привел только странный звук, оказавшийся хрустом костяшек сжатых до боли кулаков, заставивший вынырнуть из пепла и вновь оказаться на татами в пустой пожарной управе.
Весь день Тамура был, как в бреду. С утренним недомоганием помог справиться лекарь, Даичи позорно поддался болезни по дороге к чайной, где надеялся горячим напитком прогнать озноб, но не дошел - свалился у порога лавки Сасаке, у которого, как выяснилось позже, заболела сестра. От предложения оплатить за него лечение пожарный отказался, пообещав охающему и хлопочущему вокруг них Сасаке, лично отправившегося за врачом в Заречье, что уплатит все сам, и хорошо, что в этот момент у него начался жар, и никто не смог бы разглядеть на его чеках румянец совсем других эмоций. Карма...
Ноги носили его по старым маршрутам. Болезнь отступила - но жар и озноб остались, чередуясь и выматывая его. Прибывшее из Фукусимы начальство попробовало было осведомиться о делах, но господин багор оказался даже красноречивее своего верного пожарного, с трудом связывающего слова вместе.
Начальство махнуло на него рукой, списав все на усталость, а Даичи продолжил наматывать круги по городу, старательно обходя почтовую станцию и веселый квартал. Наконец, выбрав меньшее по душевной сложности дело, он зашел на почтовую станцию, попросил пишущие принадлежности и ушел писать письмо.
Некоторое время он медитировал на колышущиеся ветви далеких ив, потом собрался с духом и начал аккуратно выкладывать на бумаге столбцы слов. Мимо прошел юный наследник клана Датэ. Тамура не заметил, как прорвал бумагу кистью. Пришлось идти за еще одним листом.
За маской лица очень легко спрятать эмоции. Действия спрятать сложнее.
- Это... - смачный плевок в сторону - Заречье!
Наверное, про Заречье и нельзя сказать лучше. Особенный дух этого места как-то странно влиял на всех здешних обитателей. Попадая сюда, хотелось начать ругаться, пить сакэ в недопустимых количествах и дебоширить, испытывая от всех вышеупомянутых действий невыразимое удовольствие, какое не испытать, наверное, больше нигде. А уж что творилось с теми, кто жил здесь постоянно...
В данный момент все Заречье, включая полицейских, их добровольных помощников, коробейников и прочих всячески достойных лиц, тесным кругом сидело и занималось фальшивомонетничеством. Это выглядело настолько необыкновенным и увлекательным занятием, что Даичи и сам не заметил, как оказался в этом круге, хохоча над шутками и с удовольствием предаваясь общему занятию.
Медь постепенно превращалось в серебро, фальшиво блестящая кучка которого росла как на глазах. Пару раз мимо прошел судья, неодобрительно приговаривая, что эти банды совсем потеряли всяческий стыд, и что если Пятки хотя бы грабят и жгут, то Красильщики вообще перешли все границы, поскольку фальшивомонетничество - вещь совершенно недопустимая, и ее срочно надо искоренить. Досин Мимура, не переставая обрабатывать монеты, старательно кивал.
Собрав вместе своеобразный "заработок" - пять тусклых "серебряных" монет, Тамура уже собрался уходить, когда к в управу примчался служащий, державший в руках небольшой сверток, который необходимо было передать господину Тамура Даичи, пожарному. Вскрыв пакет и отпустив служащего, Даичи обнаружил внутри затейливо раскрашенный конверт, в котором лежали пять новеньких, ярких и красивых моммэ. Несколько секунд он смотрел на деньги недоумевающим взглядом, потом искра понимания сверкнула в его сознании. Не задерживаясь, он ушел в противоположную часть города...
Серебро он спрятал, фальшивки отложил отдельно, собираясь выбросить в ближайшую канаву по дороге.
- Тут вам подарок отправляли... я видел через открытую дверь и слышал разговор... надеюсь, дошел удачно? - мило улыбаясь, спросил Рюдзан.
Сдержать смех удалось с трудом. Солнце робко проступило сквозь сгущающиеся тучи.
Турнир? Забросить в несколько умов идею проведения, каждому следующему говоря, что предыдующий предложил... достаточно трех-четырех человек - и все получится. После этого они возьмутся за все сами. Целый турнир ради одной-единственной схватки... Даичи разослал пару мальчишек оповестить квартал дайме о готовящемся развлечении, а сам заглянул в лавку Каисина. Там было людно, шумно и не до пожарного, и тот тут же вышел обратно - однако Каисин, вновь проявляя чудеса понимания, тут же вышел следом.
- Готовится несколько поединков. Очень хотелось бы, чтобы кто-то организовал прием ставок.
И вот тут, наверное, впервые, Каисин понял все не совсем так, как было нужно. Привычка.
- Господин пожарный! Я вас уважаю безмерно, но у моей лавки дела идут не очень хорошо, и я не смог бы сделать подарки всем нужным людям, чтобы они позволили...
Даичи начал смеяться.
- Не стоит, глубокоуважаемый. Не надо подарков. Просто пойдите и сделайте это, хорошо? Я верю в вашу торговую жилку, и что у вас все получится как нельзя лучше. Победителю, на самом деле, не достанется почти ничего - слишком мала ставка для участия в бою. Но почему бы не позволить заработать их близким?
Каисин просветлел. Они еще некоторое время говорили друг другу приятных вещи, потом Каисин ушел в лавку и принес тот самый набор украшений, на который так долго любовался вчера днем, и так пристально смотрел ночью Даичи.
- Вот, отложил исключительно для вас. Он стоит очень дорого, но заплатите за него столько, сколько заплатите, а остальное... мы ведь честные люди, сочтемся как нибудь?
Даичи отдал все, что у него нашлось - хотя не набралось и половины, клятвенно заверяя торговца, что обязательно вернет оставшуюся сумму.
Почтовая станция не работала, там стало плохо Мимуре, отправлявшему очередное письмо "на Окинаву, дедушке". Похоже, Небо все-таки устало от деятельного досина, и решило напомнить ему о приличии совсем уж категоричными методами. Даичи нашел того паренька, которого до этого отправлял оповестить о турнире благородный квартал, отдал ему набор украшений и попросил отнести его в Мацурику, отдав прекрасной таю Акэми-сан, и передать на словах "Красота смерти должна быть подчеркнута". Искренне надеясь, что тот ничего не перепутает, пожарный пошел дальше.
В руке чуть подрагивала переданная ему пару минут назад служанкой веселого дома шпилька для волос, обернутая письмом.
Дождь мягко стучал по спине и плечам. Нахохлившийся и похожий на большую ворону Даичи сидел на турнирном поле и ждал, когда же подтянутся участники. Первые подошедшие уже сидели в лапшичной рядом с будущей ареной, но он предпочел остаться на улице. Самураи клана Датэ вежливо извинялись, что задержатся на чайной церемонии, но появятся обязательно через некоторое время. Даичи ждал.
Рядом неслышно появился ёрики, человек честный и храбрый, искренне несущий службу полицейского инспектора на благо Эдо, иногда позволявший себе оступаться - но неизменно надежный, похожий в этом на гранитный утес среди бушующего моря. Рядом с ним неизменно была его супруга, удивительная по красоте и манерам женщина, поддерживавшая и сопровождавшая своего спутника в любых начинаниях.
За последние несколько дней пожарный и полицейский часто виделись, но все как-то мельком, случайно... И сейчас, начав с обсуждения предстоящих схваток, они постепенно перешли на разговор о прошлых сражениях, о случайностях и превратностях... Ёрики со вкусом рассказывал историю о том, как когда-то одна девушка и наплевательское отношение к войне позволили почти без боя взять целую крепость. Его жена сидела рядом и мило улыбалась, периодически добавляя что-то незначительное, но так украшающее их мужскую беседу.
В какой-то момент Даичи понял, что просто любуется сейчас этой парой - он, чуть подавшись вперед, с горящими глазами рассказывает, что как-то участвовал в похожем турнире, но не смог пройти дальше первой линии, а она, улыбаясь, держит его под руку, не замечая дождь. Это было красиво. Даже, наверное, больше. Тамура подумал, что, наверное, ёрики-сан - бесконечно счастливый и бесконечно спокойный человек, нашедший внутреннюю гармонию и бескрайнее спокойствие. Его ки было подобно могучей реке, спокойной, но способной сломать любые запруды, которые встанут на ее пути. В отличие от мятущегося и дрожащего духа самого Тамуры, дух полицейского был несокрушимым монолитом, о который ломают зубы самые острые стальные инструменты. Но он не смог бы стать таким, не будь рядом с ним верной и любящей души.
Вряд ли у них получится встретиться в поединке. Даичи собирался участвовать только до одного-единственного противника, который не сможет не прийти и не принять участие, молодой и гордый. Пожарный не боялся встречи с полицейским с клинком в руке. Но понимал, что победить этого человека он не сможет. Просто не сможет. Крепче любых доспехов - спокойствие, смертоноснее любых ударов - уверенность в себе и правильно выбранном пути.
У Даичи не было ни первого, ни второго.
- Который?! - прозвучал над ухом резкий выкрик, откуда-то спереди прозвучал ответ на этот вопрос, и Даичи, приходя в себя, удивленно замотал по сторонам головой. Свой номер он прослушал. Выйдя вперед, он понадеялся, что никто больше не совершил такой оплошности - и противник найдет его сам.
Так и случилось. После некоторой заминки, он выяснил свой номер и своего противника. Наследник клана Датэ, немного нервничающий перед схваткой, слегка поклонился своему сопернику в первом круге турнира, и, получив в ответ такой же поклон, отошел в сторону, рассказывая кому-то о том, как недавно на тренировке... Даичи смотрел ему в спину и думал о том что случайности иногда совершенно не случайны. Он хотел встретиться на турнире с Датэ Терумуна - он встретится с ним. Не будет ни пары схваток, чтобы подумать, ничего. Не будет возможности проиграть, чтобы не было этой встречи. Вот так, просто и сразу.
Даичи встретится с наследником клана Датэ - и проиграет ему. Это будет... честно? Закономерно? Наверное...
Прежде чем на поле вышли первые поединщики, пожарный оглянулся, и увидел стоящую за спиной Момо-сан, хозяйку борделя, оказавшуюся совсем рядом с ждущими своей очереди бойцами.
- Момо-сан, а сиятельная Акэми будет присутствовать?
Та смерила его удивленным взглядом, но все-таки решила ответить
- Нет, что вы. Это... мероприятие... не подходит для того, чтобы на него смотрели... приличные дамы. Да и им запрещено покидать Мацурику без достойной причины. Нет, Акэми здесь не будет. А почему вы...
Но Даичи уже ушел, оставив ее без ответа. Где-то совсем рядом стоял Оками.
- Оками-сан! Ты можешь выполнить мою просьбу?
- Конечно!
Почему-то казалось очень важным и очень нужным, чтобы она знала. Чтобы она пришла...
- Передай, пожалуйста, Акэми-сан, что на турнирном поле одной из схваток первого круга будет бой между пожарным и наследником клана Датэ.
- Хай! - Оками поклонился и куда-то исчез.
Нет, она вряд ли придет. Действительно, незачем ей видеть. И вообще это было проявление минутной слабости... Левая рука Даичи непроизвольно коснулась плеча, так, чтобы лежащая в рукаве шпилька для волос коснулась кожи.
Они были достойными противниками друг для друга. Датэ был молод и неопытен, но очень ловок и гибок. Даичи - за время службы участвовал в множестве схваток, не раз был в бою - но он был тяжелее, медленнее, и вот уже год как носил дайсе исключительно как память старых времен. Рукава его косодэ намокли, но возможности подвязать их уже не было.
Клинки почти не сталкивались друг с другом - самурай с легкостью уклонялся от ударов, Тамура невольно подстроился под стиль противника и тоже не стал давить клинок в клинок. Сетуя на свой выросший за последний год вес и медлительность, он, тем не менее, держался уверенно - уклонившись от трех или четырех ударов подряд скупыми движениями корпуса, он услышал сзади восхищенный возглас Оками, ставшего уже всего лишь зрителем - и приободрился. Он проиграет достойно.
За спиной Датэ оказался обрыв. Сделав резкий выпад, пожарный заставил своего противника сделать шаг назад. Еще пара таких движений - и молодой самурай покатился бы по земле вниз, к реке, ломая себе кости. Это было заманчиво. И Акэми не пришлось бы сегодня... нет. Это было не заманчиво. Это было бесчестно. И Даичи порадовался, что задумался о чести прежде, чем сделал что-нибудь непоправимое. Отступив на несколько шагов назад, он заставил противника отойти от опасного места, и они двинулись по кругу.
Удары следовали за ударами, иногда они замирали, ожидая от противника активных действий - но Даичи не хотел торопить свой проигрыш. Несколько раз они поразили друг друга одновременно, один раз пожарный оказался быстрее противника, один раз - Датэ... И сейчас последний удар должен был решить исход схватки.
Они обменялись касаниями бокенов и сделали очередной круг, обходя друг друга. Последний, как казалось Даичи. Он уже знал, что сейчас Датэ нанесет удар - и пожарный пропустит его, позволив молодому самураю выиграть эту схватку. Словно подтверждая его мысли, Датэ чуть наклонился, толкая плечо вперед. За его спиной шумела толпа зрителей, увлеченно обсуждающих происходящее. Шел дождь, и небо было серым, как пепел. Внезапно взгляд Даичи выхватил из толпы прическу, украшенную ёситё, такую знакомую... и все мысли о грядущем проигрыше и правильности действий куда-то пропали. Тело, словно вспомнив бесчисленное множество схваток, среагировало само, качнувшись назад и пропуская мимо победный удар Датэ, а потом - резко вперед, как маятник, и бокен пожарного, медленно очертив широкий круг, врезался в склоненное плечо противника.
Поднимая вверх меч, как победитель, Даичи оглянулся через плечо на стоящего рядом Датэ и заметил на его губах робкую улыбку. Схваток с двумя следующими противниками, и собственных побед, Тамура не запомнил.
...Толпа шумела. Это был бой двух фаворитов турнира - пожарного и полицейского. Главный и последний. И он продолжался уже невыносимо долго. Они действительно были умелыми бойцами, оба - великолепный в своей технике ёрики и тяжелый, но сильный пожарный. Они поражали друг друга одновременно, заставляя толпу вскрикивать.
Наверное, они были равны как бойцы. Одинаково сильные, компенсирующие недостатки техникой. Поэтому это был больше, чем схватка между двумя клинками. Это было сражение между двумя ки - одним, похожим на ревущий горный поток, и вторым - похожим на колеблемую ветром грозовую тучу, разбиваемую этим же ветром в мелкие черные лоскуты - противоречия, непонимания и поиска, мучительного поиска правильного пути...
Когда напряжение достигло высшей точки, а дух пожарного взвыл, готовый рассыпаться - ёрики закончил бой ударом, похожим на тот, который нанес сам пожарный, ставя точку в их схватке с Датэ. Это было правильно. И символично.
Время словно остановилось. Его ки вспыхнуло пожаром, который не смог бы погасить никакой дождь. Наблюдая, как медленно движется сквозь воздух бокен полицейского, и осознавая, что бой наконец-то завершен, Даичи вдруг почувствовал, как с его плеч с грохотом ссыпаются камни размышлений и сомнений. Мгновенно сгорели мысли о правильности-неправильности его победы над Датэ, исчезло в небытие давившее тяжелым грузом непринятие собственной кармы. Даичи вдруг неожиданно для себя решил, что размышления - лишь пыль, пепел, и что единственно правильным является только тот путь, который он выбирает сам...
...Пожарный низко поклонился инспектору, благодаря за бой и неожиданное очищение своего ки. Ёрики ответил ему тем же. Даичи улыбнулся. Кажется, впервые за последнее время он начал замечать в буре собственных эмоций, которые не мог выражать, слабые проблески чистого от сомнений неба. На Даичи снизошел небывалый покой и уверенность. Еще одного Датэ, совсем молодого парня 12ти лет, дошедшего до финала, заставившего попотеть самого ёрики, Даичи отправил на третье место почти мгновенно, за несколько быстрых ударов.
Мыслей не было. Принимая поздравления и кланяясь, Даичи уже видел, что его ждет Темуруна, вооруженный двумя клинками. Даичи не мог воспользоваться своим вакидзаши - и он остался с одной катаной, снова лишив Датэ победы. Потом была еще несколько схваток - его противники словно сомневались в честности победы пожарного, пытаясь повторить бой еще раз... но именно сейчас, когда дух его был силен, как никогда, у них не было шансов. Оставив последнего сомневающегося удивленно смотреть на собственный клинок, длиннее меча пожарного на целую ладонь, и думать над поражением, Даичи отошел в сторону и привел себя в порядок после турнира.
Выбери свое предназначение. Цветы? Победа?
Косодэ он запахнул на левую сторону, прекрасно понимая, что жить ему осталось совсем немного. Исход схватки с Датэ был правильным и закономерным - ведь именно его вакидзаши сегодня вечером прервет жизнь этого честного и смелого юноши, который мог бы стать прекрасным бойцом, гораздо лучшим, чем сам Даичи. У Тамуры не было к нему счетов. Но сегодня во время схватки - он смотрел в такие чистые, ясные и красивые глаза трупа, которым молодому самураю только предстояло стать. И таким же трупом предстояло стать самому пожарному - и он решил, что хватит шутить с кармой, пытаясь убежать от нее или отказаться.
Внезапно пожарный замер. Левый рукав был пуст. Кандзаси, которую подарила ему таю, и которая сопровождала его весь бой, мешая взяться за оружие левой рукой - больше не было. Пару дней назад он пришел бы в ужас от перспективы провести здесь еще какое-то время под холодным дождем, в надвигающейся темноте, в бесполезных поисках. Но сейчас он снова превратился из слабого, жалеющего себя ронина, в того бойца, которым был когда-то.
Турнирное поле было совсем небольшим - не более двадцати шагов по краю. Темнота сгущалась очень быстро, но это не могло ему помешать. Даичи медленно опустился на колени и коснулся руками травы. Господин багор медитировал неподалеку, не обращая внимания на льющуюся с неба воду.
Мыслей не было. Сомнений тоже. Кандзаси нашлась в противоположном углу от того места, откуда он начал поиски.
Ему передали приглашение на поэтический турнир в веселый дом. Немало удивившись - пол-города знало о его "неграмотности", Даичи понял, что это таю любезно предоставляет ему возможность исполнить обещание. Добравшись до Мацурики, и поговорив с кем-то из служанок, Тамура выяснил, что турнир перенесли в благородный квартал. Куда Даичи и отправился.
Благородный квартал был тих. В доме Датэ ему четко объяснили, что турнир будет в веселом доме, в полночь. В доме Хитоцубаси служанка прогнала его, заявив, что под дождем не может быть пожаров и делать ему здесь совершенно нечего. Решив, однако, пройти благородный квартал до конца, пожарный постучал в двери дома Маэда...
... Как-то прямо с порога его накрыло волной тепла, света и умиротворения, царивших здесь. Его не стали спрашивать о цели визита, лишь попросили войти и не мерзнуть на пороге. Его пригласили пройти во внутренние покои, где звучал смех и слышен был шум разговора. Грея ладони о чашу теплого саке пожарный купался в лучах улыбок и сердечного тепла, с которым здесь встретили неожиданного гостя.
Сам дайме вышел к нему и неожиданно поклонился, Даичи ответил ему глубоким поклоном. Маэда улыбнулся и, велев принести саке, завел разговор обо все и сразу. Они говорили о турнире, о клинках, которые в доме Маэда были несколько странными на столичный взгляд - но необычайно эффективными. Его поздравляли с прекрасным выступлением. Они говорили о сердечных делах и дамах. Шутки и смех усеивали эту беседу, как яркие жемчужины усеивают одеяние модницы.
Это были необыкновенно добрые и искренние люди. Среди дождя и холода ночной темноты оказаться здесь было настоящим подарком, и Даичи расслабился, согревая душу разговором, а тело - саке... Это была беседа о чем угодно, кроме политики и войны - о пьесах театра Кабуки, о самураях и благородных дамах, о дожде и солнце...
Кажется, Даичи провел здесь около часа, греясь о сердечность и гостеприимство этих потрясающих людей. Но ему надо было идти обратно - у него было обещание, и ему надо было попасть на поэтический турнир. Его провожали с надеждой, что он еще вернется - и на прощание дайме подарил ему отблеск сияющего в этом доме солнца, кусочек света гостеприимства Маэда - рё, со словами, что им скоро покидать столицу, и они верят, что эти деньги найдут себе прекрасное применение среди городских служб. Это не был подарок в полном смысле этого слова, от пожарного не требовали никаких услуг, ничего не ждали - это просто было желание поделиться чем-то с неожиданным гостем.
Даичи вернулся в ночную темноту с горящими ладонями и странным чувством, что впервые за долгое время заглянул в сердцевину костра.
Еще один персонажный отчет. Гораздо более красивый, стилизованный под Японию... и вообще. Мне нравится гораздо больше.
Отчет. Читать. На свой страх и риск
... Ведра с водой в тот день выдались очень тяжелые. А бочка очень большая. Утирая со лба пот, Даичи задумчиво размышлял о том, что в последнее время в его жизни присутствует слишком много саке - правда, несколько меньше, чем пару месяцев назад. Но головная боль по утрам уже начинала раздражать, и Даичи пообещал себе, что сегодня он постарается обойтись без пьянства.
Оставалось еще пара ведер - и можно идти в чайную, забирать забытое вчера косодэ. "Позор! Сын рода Тамура, верой и правдой служивший..." - пробежала непрошеная мысль гостьей из прошлых времен, но тут же была перечеркнута острой болью где-то в глубине души. Остро захотелось еще саке. Напиться и забыться, и не вспоминать позор прошлый и нынешний. Спускаясь к обрыву в реке, Тамура старательно считал шаги, отгоняя несущие разочарование в себе мысли, и, в очередной раз поражался красоте открывающегося вида. Неспешная, пробегающая мимо вода, в мелких осколках блестящего солнца, не замечая замершего на берегу ронина, проносилась мимо высоких камышей, покачивающихся под теплым ветром. Даичи зажмурился от солнечных бликов, поборол желание прилечь где-нибудь на берегу и вглянул на собственное отражение. Щетина, неровная прическа... складки на хакама давно уже стали только воспоминанием. В кого ты превратился, самурай? Даичи разбил отражение всплеском ведер, подождал, пока они наполнятся водой и снова тяжело пошел вверх.
... В чайной ему, по доброте душевной, далеким родственным связям, и из чувства сострадания к его перекошенному лицу, налили чая. Кто-то входил, кто-то выходил - Даичи запомнил, кажется, только кузнеца, в очередной раз воздававшего комплименты господину багру. Чем-чем, а оружием своим ронин гордился до сих пор, и старался содержать его в порядке и чистоте. До того уровня, когда начинают продавать дайсе, или позволять ржавчине появиться на клинках, он еще не дошел. Хотя, кто знает, что еще впереди? Даичи вежливо кланялся кузнецу, отвечая, что господин багор нынче желает пройтись по улицам города, но всенепременно постарается заглянуть в кузницу на обратном пути. Еще пара вежливых поклонов - и господин багор и его верный пожарный вышли под тусклое солнце, похожее сейчас больше на старый рё, чем что-то другое, более поэтичное.
Заметив впереди семенящую фигуру китайца-газетчика, Тамура приободрился. Этот малый иногда соглашался платить за те бредни, которые Тамура выдавал за достоверную информацию. Хоть и немного - но на чашку лапши вполне можно было заработать. За бредни совсем уже безумные, и никак не похожие на достоверную информацию, кстати, тоже платили - но в три раза меньше, и это было скорее уже развлечением. Китаец был хорошим человеком, добрым и умным, хоть и несколько наивным и простоватым.
Вот и сейчас Даичи без труда выпросил свежую газету, посмотреть на картинки, прикрываясь собственной неграмотностью. Пробежавшись глазами по иероглифам, он вернул газету и попросил рассказать новости, мысленно уже сочиняя дополнения и опровержения. Китаец, обрадованный вниманием, принялся бодро излагать последние события, сопровождаемые подробными комментариями пожарного, сообщившего китайцу, что бегающий чайник - это мелочи, так как у аптекаря короб третьего дня бегал ночной порой в гости к бамбуковой циновке господина судьи, приходящейся ему троюродной тетей, да не судье, а коробу, и тому есть немало доказательств и свидетелей. Что противопожарные татуировки делают не в виде морских гадов, а в виде небесных птиц, и в подтверждение тому он, Даичи, готов показать спину, впрочем это и так всем известно и пусть татуировщик не врет. Что лисица, которую видали в городе, это даже не новость, так как даже последнему человеку в городе известно, что храм Сэнсодзи иногда изволит посещать совершенно особая лисица в кэса, торжественно и долго складывающая его перед входом в храм, а после выхода - так же торжественно и долго расправляющая.
Только услышав про ночной пожар и погибшего самурая, Даичи потемнел лицом, но, впрочем, быстро пришел в себя, узнав, что пожар не распространился, и что полицейские затушили его своими силами. "Молодцы какие!" - подумал он, уже мысленно считая количество поклонов и благодарственных слов которые надо будет совершить перед полицейским инспектором.
Голова болеть перестала, настроение улучшалось. Тамура с суровым видом побродил по городу, тараща глаза на дома и всем своим видом показывая, как важен и ответственен труд пожарного. Господин багор умиротворенно покачивался на его плече, вежливо кивая прохожим, важный, как едущий в открытом паланкине чиновник высокого ранга. Кисточки на плетеной обмотке у лезвия покачивались при движении, создавая ощущение подрагивающих кистей на украшениях, или даже на висящей на поясе печати. Подумав о кистях, Тамура тут же вспомнил о том, что завтра возвращается в город из Фукусимы высокое начальство. При мыслях о высоком начальстве снова захотелось саке.
Пройдясь туда-сюда, пожарный, наконец, оказался там же, где начинал свой путь - у чайной. На дороге, по которой он только что прошел, вздымались клубы пыли. Кто-то мчался в его сторону. Парой секунд спустя стало видно сверкание солнца на бритой голове и Тамура тяжело вздохнул. А быстро, все-таки, китаец работает...
Да-да, он понимает, что распространять такие слухи про храм - это невыразимо позорное занятие. Поклон. Да, он прекрасно понимает, что если так будет продолжаться и дальше, он переродится земляным червяком. Нет, ему не все равно. Да, он обязательно зайдет в храм сегодня же. Поклон. Нет, он больше не будет. Никогда-никогда, честно. Поклон.
Наконец монах, удовлетворенный искренним раскаянием пожарного убежал обратно, посмотрев ему вслед, Даичи решил, что все-таки заглянет к вечеру в храм, тем более, что хотелось увидеть настоятеля, бесконечно мудрого и искреннего человека, сиянием своей доброты разгонявшего темноту состояния тоски и отчаяния, в котором Даичи находился уже больше года. Нет, наверное, монах не мог помочь - но вряд ли вообще кто-то мог помочь Даичи. А монах искренне старался.
При мыслях о настоятеле, Тамура почувствовал некоторый стыд за утренние шутки, но от благочестивого хода мыслей его оторвало появление досина Мимуры, сложного человека, и поэтому полицейского. Или наоборот? Пару раз они с досином пили до потемнения в глазах, пару раз едва дело не дошло до кровопролития из-за какого-то пустяка. Но, в целом, досин, насколько знал Тамура, 15ть лет прослужил в полиции, и на него давили годы общения с преступниками, мятежниками и негодяями.
Сейчас Мимура был очень занят. Он гнал впереди себя какого-то мальчишку, периодически интересуясь у него, не зеленый ли тот они. Но появление из чайной отца мальчишки, быстро поклонившегося и так же быстро утащившего парня домой, заставило досина заскучать. Наконец его взор остановился на пожарном, и несколько секунд Мимура оценивающе рассматривал и его, и господина багра, отошедшего от стенки и, исключительно из чувства заботы о своем пожарном, вставшего рядом с ним.
Наконец, видимо удовлетворенный осмотром, досин замер, и, глядя сквозь Тамуру куда-то вдаль, очень веско и категорично произнес
- Я дурак. Мне монахи сказали. У меня острое помутнение рассудка!
- Да я вроде и не сомневаюсь... - ответил ему пожарный, размышляя о причинах помутнения ума досина. Тот и в самом деле выглядел несколько нездорово.
- Я вижу то, что никто не видит! Вот ты зеленых они видишь?
- Нет, не вижу...
- А они есть! - уверенно заявил досин и ушел куда-то вслед прошедшим мимо монахам из храма Сэнгакудзи.
Посидев у чайной еще немного и подумав о том, что досин, верно, близок к просветлению, и кому как не монахам с этим разбираться, Тамура отправился бродить по городу дальше.
Продолжался обычный день без происшествий.
- А вот не зайдет ли достопочтенный самурай в лавку, не уважит ли старого Каисина вниманием к его замечательным товарам и совершенно великолепным коням?
Тамура внутренне рассмеялся. В кармане звенели дзеней, этак, десять. Но поглазеть на товары Каисина всегда было приятно, да и поговорить с ним, в общем-то, тоже.
- Скорее, скорее выводите коней господину самураю! Ай, какие кони! Красота какая!
- Да, роскошные, роскошные жеребцы... хороши!
- Все, все просто замечательные... какая стать, какие ноги!
- Ну вот, вот этот явно на меня смотрит.
- Хорррош!
- Хорррош, не спорю!
- Отличный конь, только недавно к нам из Китая.
- Как, из Китая?!
- Из Китая, отличный конь, прекрасный... Всего 2 рё!
- 2 рё за этого китайского... мерина?! Нет, нет, я, пожалуй, пойду... я за два рё куплю отличного окинавского жеребца, поддержу, так сказать, отечественного производителя...
- Господин пожарный, вы меня без ножа режете! Какой окинавский жеребец, вы что? Посмотрите на эти ноги, на шею! Шея, шея какая! Полтора рё всего - и ваш жеребец, ваш!
- Что-то, судя по зубам, немолод. Везли долго?
- Нет, что вы, даже устать в дороге не успел. Восемь лет всего, самый расцвет.
- Ну ладно, за такого коня... давайте 15 моммэ, и я его забираю, вот прямо сейчас вот прямо здесь.
- Вы меня обижаете, за такого красавца - и 15 моммэ... Один рё и 10 моммэ минимум!
- Отец, как ты можешь продавать нашего производителя? Мы же от него жеребят хотели! - это сын подошел. Растет парень, весь в отца.
- И в самом деле, господин самурай, берите коня скорее, пока я не передумал, это ж производитель, вы потом кучу денег сможете получить, давая согласие на то, чтобы...
- Вы что, считаете, что я лошадиный барышник? Может, мне его еще и в веселый дом сдать, а по праздникам навещать и забирать заработок?
- Что вы, что вы, просто уж больно конь красив, больно породист, какие жеребята могли бы быть... производитель! Так с кобылами общается - ух!
- Нет, я, наверное, откажусь, был я с утра у лекаря, так он долго языком цокал, и велел мне соблюдать умеренность в саке, еде и общении с девушками, а то, дескать, помру. А ваш конь явно не соблюдает умеренности по крайней мере в одном из этих пунктов... Рё - и я его забираю!
- Рё и пять моммэ! У меня вот тоже дети, и жена, и в веселый дом захаживаю, а сам еще бодрый!
- Не надо мне коня, я на вас на пожар поеду...
И так - до бесконечности.
В храме было тихо. Только еле слышно потрескивали дымящиеся благовония, да на самом пределе чувств было слышно, как стучится о края бадьи потревоженный пожарным ковшик. Тамура сидел, прикрыв глаза и размышляя о том, что только здесь, наверное, он хотя бы на пару секунд может смыть плесень года ронинской жизни, года тоски и позора, и просто позволить себе не думать ни о чем. Да, молитва - но внутри себя, кроме сказанных вслух фраз, закрывая глаза и опускаясь коленями на циновку, Даичи предпочитал молчать. Зачем слова? Если Будда захочет что-то услышать - он и так услышит это в стуке мятущегося сердца. А так хотелось хотя бы внутреннего покоя, отсутствия сомнений, и четкого понимания, что же теперь делать дальше. Поэтому Даичи молчал.
Вряд ли Рюдзан мог знать что-то большее, чем Даичи рассказывал о себе. Но он, этот умнейший человек, явно о чем-то догадывался, слишком уж странным становился его взгляд, когда он смотрел на пожарного. Род Тамура насчитывал немало достойных самураев, верно служивших клану Санада, практически от момента зарождения клана. Но можно ли было назвать достойным самурая рода Тамура, пережившего гибель дайме, которому он должен был служить, и не сложившего вместе его смерть и собственную? Иногда Даичи безумно хотелось упасть перед старым монахом на колени, и, держась за полу его одеяния, начать взахлеб рассказывать о том, что он так долго держал в себе, о том, как ему было запрещено смыть позор кровью, как он низко пал - и ниже всех в собственных глазах, рассказать, каким он был и как себя потерял. Но такое проявление слабости было недостойно для того, кто когда-то был самураем. А достойно ли было топить печали в саке и беспамятстве, в поступках недостойных изначально? Он не знал. Но предпочитал второе. Поскольку боялся подставить под бритвенно-острый взгляд самого себя, боялся осуждения - но еще больше боялся понимания. И сочувствия. Желал и боялся одновременно. Боялся потому, что не был уверен в том, что ощутив сочувствие монаха, выдержит и не закончит наконец-то свой путь одним движение острого клинка, путь совершенно пустой и настолько же бессмысленный.
Оставалось только кланяться и улыбаться, кланятся и улыбаться, под пристальным вниманием настоятеля...
Он отдал единственный нашедшийся у него моммэ на вечернюю службу, надеясь, что хотя бы сегодняшняя ночь будет спокойной и обойдется без пожаров.
Без саке сегодня вечером, видимо, тоже придется обойтись.
Даичи шел по улице, когда вновь увидел досина. Он уже был в курсе, что Мимура, окончательно помутившись рассудком, загнал днем двух монахов под мост, не справившихся, видимо, с его одержимым духом. И сейчас на его оружии красовалась веревка, мешавшая ему достать клинки. Несколько секунд досин молчал, а потом обвиняюще ткнул корявым пальцем в дайсе пожарного и заявил
- А какого они, ты, бака, носишь оружие наизготовку?! Ну-ка немедленно сдать оружие и бегом в тюрьму! И не нервируй меня, иначе ты у меня тут окажешь сопротивление при аресте и в тюрьму доставишься кусками.
Даичи вздохнул.
- Послушай, Мимура, какого они ты пристаешь ко мне, если все дайме и их самураи, если все служащие, если вообще все самураи... и не только... если вообще все - носят оружие слева, клинком вверх, наизготовку, а я, правша, ношу оружие справа, клинком вниз, и выхватить его быстро невозможно? Кто из нас неправ?
Мимура явно расстроился.
- Молодец, выкрутился...
Было явно видно, что ему откровенно грустно от того, что преступности в городе в последнее время не наблюдается, и он отчаянно желает поймать кого-нибудь.
- Ты бы лучше пошел да банду поймал. Которая нынче вечером собирается поджечь и ограбить лавку братьев Сасаке.
- Какую такую банду?!
Огонь в его глазах вспыхнул такой, что не погасить было, наверное, вообще ничем.
- Ну, в городе банда завелась.
- Мерзавцы, подлецы, подонки, мятежники! Ублюдки! Как могли, а!
- Стой, подожди. Нет никакой банды.
- Как нет?!
Даичи задумался, что, если он прямо сейчас придумает банду, ее не придумает кто-то другой. И это, наверное, хорошо.
- Ну, пока нет. Но она обязательно будет.
- Надо немедленно сообщить судье... мерзавцы, подонки, подлецы... в моем городе! А как она будет называться?
- Я пока не придумал. - честно признался Даичи. В голове вертелось озорное "Пятки Юкимуры", но так оскорблять личного героя пожарный не мог себе позволить.
- Ладно, пошли писать письмо судье, а там посмотрим... а хорошо бы они все-таки к вечеру уже лавку Сасаке сожгли. И разграбили. Или хотя бы попытались.
Тамура подумал, что потушить в одиночку пожар перед самым приездом начальства - это, наверное, правильно. И хорошо.
Меж тем досин обнаружил в пределах видимости двух незнакомых ему самураев, видимо, недавно прибывших в город. На поклоны у Мимуры уже не было времени. Он уже мысленно поймал банду, предотвратил два поджога и получил прекрасное дайсе из рук самого канцлера. В награду.
- Эй, самураи! Хотите подзаработать? Дел-то всего ничего...
Даичи отправился на почтовую станцию, уверенный, что досин его догонит. Для пожара иногда достаточно маленькой искры.
- Что, снова кляузу писать? - ехидно спросили у пожарного на почте. Это было уже второе его здесь появление, первое - их с Мимурой, почтовая станция наверняка будет вспоминать еще долго. Впрочем, еще дольше, наверное, результат их посещения будет вспоминать судья. "Пишут тибе бондиты и митежники банда Пятки Акэти". Мда. Почему-то слово "кляуза" как-то особенно сильно зацепило, Даичи погас, и ему стало откровенно стыдно.
- Почему сразу кляузу... - невнятно начал бормотать он, мгновенно растеряв весь пыл. - Я вот тут письмо хотел отправить... с подарком.
- Что, снова за вас писать? - раздался еще один ехидный вопрос, который окончательно добил Даичи.
Его ведь не знакомили в детстве с Четверокнижием, Пятиканонием и Семикнижием, каллиграфией ему пришлось заняться уже позже, и он нашел, что движение кисти не сложнее движения меча, и острое слово может убить так же, как острый клинок - но это произошло уже после того, как Даичи стал командовать отрядом самураев левой руки, и начал сопровождать дайме в официальных визитах к родне. Это было сложно, и необычно, составлять ряды иероглифов в что-то красивое.
Росчерки кисти
Как озябшие ветви
Яблонь под снегом.
- Я сам. - сдавленным голосом сообщил он и, взяв тушь, кисть и бумагу, принялся сочинять письмо.
Господин Каисин оказался на удивление умный и догадливым человеком. Даичи до сих пор мысленно кланялся ему за догадливость. Так правильно понять соответствующий намек и в течение нескольких мгновений прислать подобающий подарок, который Тамура мог бы отправить с письмом прекрасной даме - это надо уметь. Уважение к этому торговцу росло с каждой минутой.
Тем временем иероглифы стоблец за столбцом ложились на бумагу. Сегодня днем, проходя мимо веселого дома, Даичи был глубоко взволнован мелькнувшим в окне рукавом кимоно коси, восхитительной Хакусин. Прекрасно понимая, что ему не хватит денег даже на визит, он, тем не менее, испытывал надежду, что она украсит свою прическу его подарком, и этого ему вполне бы хватило.
Он сам и не заметил, как дописал письмо. Внезапно на стол перед ним лег небольшой сверток. Служащие почты заинтересованно склонились вперед, а улыбающийся господин Сасаке произнес - Это вам, господин пожарный. С наилучшими пожеланиями. - И удалился прочь.
В свертке оказалось несколько медных монет и пара сладостей. Испытывая странное раздражение, Даичи расплатился подаренными деньгами за отправку письма, а сладости оставил служащим.
Мимура нашел его на закате, на краю города. Даичи ловил лезвием господина багра заходящее солнце и разбивал его в искры точильным камнем.
- Ну что, пора брать! Эти Сосаке совсем обнаглели! Дерут с людей втридорога! Явно они и есть зачинщики разбоев, поджогов и грабежей! Их торговля прибыли не приносят, так откуда ж у них деньги? Явно воруют, а лавкой деньги отмывают!
Даичи заинтересованно посмотрел на досина, ожидая продолжения. Солнце почти закатилось за горизонт. Становилось темно.
- Судья велел поймать этих проклятых Пяток, сегодня мы их возьмем с поличным! Нужно только написать поличное.
Кажется, Даичи понял, что от него хотят. Ему уже начинала надоедать эта неудавшаяся шутка, но отступать было поздно. Пообещав Мимуре, что все сделает, Даичи дошел до почтовой станции, которая - к его облегчению - оказалось закрытой. Но в Сэнсодзи еще горели огни и пожарный заглянул туда.
Уставший, но еще бодрый Рюдзан, в ответ на нижайшую просьбу, выдал ему лист бумаги, тушь и кисть, и Даичи, пристроившись под слабым светильником на улице, принялся сочинять поличное.
Он уже почти закончил, когда рядом раздались шаги и раздался сердитый голос
- Дурак! Кто ж на белой каллиграфической бумаге воровские малявы пишет! Еще и храм под кичу подведешь! На, держи!
И сверху на написанное лег лист грубой, желтой в пятнах бумаги, неровно оборванный по краям. Пожарный оглянулся, увидев, как Рюдзан, всей спиной выражая неодобрение, скрывается в храме.
Только что написанную бумагу Даичи сжег, а новое подметное письмо составил так, чтобы даже слепому неграмотному подметальщику стало понятно, что братья Сасаке хорошие люди, и их хотят подставить.
Темнота накрыла Эдо, превратив город в отражение ночного неба, сияющего яркими огнями звезд. Даичи шел по улицам города, напоминая, чтобы не бросали светильники без присмотра, постепенно приближаясь к млечному пути города, ярко выложенного неподвижными светлячками - к дороге, проходящей мимо веселого квартала.
Как ни странно, охранники тепло поприветствовали пожарного, не смотря на сделанное им внушение о необходимости следить за светильниками. Немного постояв и оглядев гаснущий город, Тамура подумал, что он еще ненадолго задержится здесь - поговорит с охранниками, присмотрит за светильниками... да просто побудет там, где люди.
Ему очень не хотелось возвращаться в холодную и пустую пожарную управу, где не было сейчас никого, кроме него. И оставаться там наедине со своими мыслями и воспоминаниями. Тем более, что он обещал себе не пить саке. Что было легко исполнить, так как денег до завтрашнего жалованья осталась совершеннейшая мелочь.
Тихо шумели ивы, Оками, стражник веселого дома, что-то рассказывал про то, как он верен сёгунату и ненавидит христиан, Даичи задавал подобающие вопросы и кивал в нужных местах, а сам просто смотрел на огонек в одном из светильников, и не думал ни о чем. Видимо, он уже совсем уже погрузился в медитацию прямо стоя, оперевшись на благосклонно подставленное древко господина багра, что совсем не заметил, как рядом с решеткой, за которой сидела красавица-таю Акэми, появилась лисица с несколькими хвостами.
Оками куда-то исчез, а Тамура во все глаза смотрел на существо, про которое распускал столько слухов, и которое первый раз в жизни видел... во плоти? Из разговоров с монахами Даичи помнил, что причинить вред лисице, если что случится, он не сможет, за себя он не боялся - на его шее висел мешочек с амулетом из Сэнсодзи, отпугивающий нечисть, подаренный кем-то из полицейских. Он твердо знал, что лисица не злая, не добрая, но совершенно не знал, чего от нее ждать. Поэтому готов был действовать по обстоятельствам.
Тем временем лисица несколько раз провела когтями по решетке и завела разговор с таю. Даичи стоял рядом, подхватив багор, и мучительно пытался понять, как ему вести себя с тем, кого он с детства считал сказкой. Нападать? Или наоборот уйти? Для себя он почему-то твердо решил, что если она решит войти в веселый дом - он ей не позволит. Непонятно было как, но - не позволит. Это было полностью интуитивное решение, пришедшее как-то само. А до тех пор - пусть ходит. Рядом храм. Ничего не случится...
Его размышления на тему, как поступать с лисами, были грубо прерваны появлением обнаженного клинка. За катану крепко держался юноша, судя по камонам, из клана Датэ. Лисица к тому времени уже отошла от решетки и обходила веселый дом, за ней двигались пожарный, и молодой Датэ.
- Вот погань! - пробормотал самурай - Я ее сейчас зарублю!
Он замахнулся катаной, но Тамура остановил его.
- Ты знаешь, что случится, если ты ее ударишь? Я нет.
- Да мне все равно!
И молодой Датэ, прежде чем Даичи успел что-то сделать, рванул к лисе, намереваясь ударить ее. Но она мгновенно повернулась, проскользнула под клинком и как-то неожиданно оказалась с ним лицом к лицу.
- А не проводит ли меня молодой человек? - раздался кокетливый голос, больше подходящий девушке из веселого дома, чем лисе.
- Почему нет? Провожу? - ответил юноша и они начали удаляться куда-то в сторону. Даичи вернулся к веселому дому и позволил господину багру опереться о стену. Откуда-то вдруг послышался громкий обиженный вой и громкий заливистый смех, сопровождающийся воплем
- Я тебя, тварь, провожу... к монахам в храм провожу!!! - и снова смех.
Кажется, иногда стоит быть чуть... решительнее?
- Господин пожарный, а что вы здесь делаете? - прозвучал закономерный вопрос таю, внимательно рассматривавшей Даичи сквозь решетку.
- Думаю, побыть здесь, пока не погаснут светильники. Вдруг что случится. Мне хотелось бы быть уверенным... - скромно ответил тот, несколько смущаясь от того, что, разумеется, на светильники он обращал внимание сейчас в последнюю очередь.
- Но наши охранники, если что вполне способны справиться.
- Я верю. Но, знаете ли, случаи бывают самые разные... - Нет, в управу сейчас определенно возвращаться не хотелось. Да и когда еще появится возможность поговорить с таю, сверкающей на все Эдо.
- Ну хорошо, оставайтесь.
Они помолчали пару секунд. Таю рассматривала лицо пожарного так, словно силилась вспомнить, где она его видела.
- Мы сейчас так сидим, словно в детстве. Не хватает только страшных историй.
- Я, кстати, как раз знаю одну страшную историю...
Одну. Ну разумеется.
- О чем вас спрашивала лисица? - поинтересовался Тамура, когда закончил звучать смех после последней расказанной им истории. Истории чередовались. К таю присоединились другие дамы, а к пожарному - охранник, впрочем, более слушавший, чем рассказывавший - и они менялись, рассказывая, рассказывая, рассказывая... Начали со страшных историй, чему способствовали все более и более сгущающаяся темнота и тени, продолжили страшными историями, но уже о любви, потом просто о любви... наконец они дошли даже до детских сказок, которых Даичи, неожиданно для себя, помнил достаточно много.
"Можно еще задувать по одной свече с каждой рассказанной историей" - предложил кто-то, но свеч было слишком мало и ограничились всего одной.
Тем не менее, не смотря на все разнообразие лоскутного полотна их рассказов, основной нитью, которую затрагивали чаще всего, были оборотни, видимо из-за появлявшейся недавно лисы.
Оборотни. Это было забавно вдвойне, поскольку Тамура сам чувствовал себя оборотнем, спрятавшим свою истинную сущность под камонами сегуната. Правда, от кого спрятавший? Ему самому начинало казаться, что в первую очередь - от себя самого. Больше он никому, в общем-то, и не был нужен. Оборотни иногда начинают жить среди людей, приняв человеческий облик. Только хвост выдает оборотня. Но иногда оборотень живет не узнанным столько, что начинает чувствовать себя человеком, и однажды оглядывается - и не видит сзади своего хвоста. Ждала ли Тамуру такая судьба? Дом Санада существует и по сей день, но Даичи не нашлось в нем места, под властью нового дайме, никогда не принадлежащего роду Санада, такого же военачальника, каким был когда-то сам Даичи... он вольется в жизнь Эдо, и погибнет на очередном пожаре, или умрет от беспробудного пьянства, или, сумев начать новый путь, женится и обрастет семьей, начав род верных служащих сегуната? Нет, вряд ли. Скорее уж беспробудное пьянство. Когда оборотень оглядывается и не видит свой хвост - его, как никогда, выдают уши.
Странно, но Акэми-сан тоже большую часть историй рассказывала именно об оборотнях, задумчиво и грустно улыбаясь. Видимо, давала знать ее сегодняшняя встреча с лисой. Она вообще была очень задумчивая, и немного отрешенная, и, может быть, даже ушла бы, но, видимо, ей тоже доставляла удовольствие их совершенно спонтанная ночная беседа. Иногда Тамура ловил на себе ее взгляды, загадочно тихие... Она была очень красивой в этот момент, слегка оттененная мягким светом свечи, сглаживающим углы, скрадывающим очертания, оставлявшим лишь общее ощущение красоты и утонченности, необыкновенной и очаровательной.
- Лисица спрашивала меня, знаю ли я сто стихов ста поэтов - ответила таю после некоторого молчания. - Разумеется, я знаю, но...
Их ночное уединение внезапно нарушил визит хозяйки Мацурики, недовольно посмотревшей на Тамуру, так нагло и вольготно, а главное - совершенно бесплатно беседующего с девушками ее заведения.
- Но хорошо бы было заплатить за беседу, достопочтенные самураи!
- Ну что вы, мы разговариваем исключительно для собственного удовольствия... - попыталась было запротестовать Акэми, но пожарный, засмеявшись, выгреб из кармана последние шесть медяков. Эта плата была бы прекрасной иллюстрацией сегодняшнему разговору об оборотнях. Отличная шутка, понятная только ему.
- Держите, таю. Здесь шесть медяков, это все, что у меня есть.
- Нет, я не хочу...
- Держите-держите. Это очень символическая... для меня... плата. - Тамура, все еще смеясь, ссыпал медяки в ладонь девушки. Действительно, символично. Особенно для тебя, ронин. Военный камон Санада, шесть монет. Раньше ты с гордостью оставил бы их на счастье, а сейчас? Отдаешь девушке в качестве платы за приятный вечер? А, все равно. Наверное, уже все равно...
Ладонь таю, в которую упали шесть холодных металлических кружочков, дрогнула. Кажется, она на секунду застыла в смятении, но мгновенно взяла себя в руки.
- Благодарю. - Сказала она каким-то немного сдавленным, чуть бесцветным голосом. - Я украшу ими свою прическу... это действительно... символично.
Даичи задумался было над такой реакцией, но они снова продолжили рассказывать истории, и он встряхнулся. Что он там себе напридумывал? Нет, такое, увы, бывает исключительно в тех сказках, некоторые из которых он тут недавно рассказывал...
- Так вот, было у одного крестьянина три сына, два статных и красивых, а третий - маленький, плохонький, только и знал, что сидел и в золе копался... ... И, разумеется, они никак не могу догнать его, маленького и вертлявого...
Истории не становятся реальностью. К счастью?
Как-то совершенно незаметно исчезли остальные дамы, куда-то отошел Окэми... Пожарный и таю остались одни. Некоторое время они еще продолжали разговаривать, потом таю, не меняя тона и не прекращая диалог, встала и жестом дала понять, чтобы он шел туда, куда она укажет. Чем толще стены крепости, тем больше в них потайных ходов. Кажется, это правило действует и для веселых домов.
Следуя за Акэми по лабиринту покоев, Даичи старался не думать о том, зачем она пригласила его к себе.
Оказавшись в ее покоях, он прислонил багор к стене и сложил там же оружие, оставив себе только небольшой нож, с которым не расставался даже в постели. Она как-то странно посмотрела на его клинки - и он вспомнил, что к девушкам из веселого дома было запрещено приходить с оружием. Слишком часты были самоубийства.
Он опустился на колени рядом с ней, плечом к плечу, коленом к колену. Несколько секунд они молчали - никто из двоих не решался начать разговор.
- Я, честно говоря, не знаю, почему вдруг решила пригласить вас сюда. Но ваши рассказы про оборотней, а потом эти шесть монет... мне больше не с кем поделиться, и если вы решите сдать меня, я... - наконец решила нарушить молчание девушка.
- Нет, что вы, я ни в коем случае... - начал говорить Даичи - и в эту секунду мимо двери прогрохотала обувь стражей. Они остановились прямо около двери, и начали что-то громко обсуждать.
Оценив ситуацию, и поняв, что ждать, пока стража уйдет, времени нет, а разговор не терпит отлагательств, пожарный сделал, наверное, оптимальное и тактически верное решение. Он мягко обнял девушку за плечи и уложил рядом с собой так, чтобы ее губы были рядом с его ухом. Видимо, это было неожиданно. Она глубоко вздохнула и замерла. Несколько секунд они молчали и просто лежали рядом друг с другом.
- Продолжайте, прошу вас - прошептал он, глядя в потолок. И она, сначала робко и неуверенно, а потом - все более и более крепнущим голосом, словно осознавая, что пути назад нет, начала рассказывать то, что оставалось ее тяжким грузом много лет...
По крыше стучал дождь.
Даичи трясло. Но не от холода - хотя влажный воздух вытягивал тепло - а от морозных игл бурана эмоций, внезапно разрушившего все его моральные заслоны. Лицо его не выражало никаких чувств - как он надеялся - но душа, дрожащая под хлесткими ударами наконец-то правильных мыслей, была между льдом и пламенем. Льдом бушующей где-то внутри снежной бури, и пламенем ее дыхания и голоса, такого нежного и мелодичного, каждой нотой, каждым словом касающегося самого его сердца.
Она была дочерью самурая, служившего когда-то тому же дому, что и он сам. Она была дочерью самурая, и должна была бы совершить самоубийство, лишь только попав в веселый дом - но она осталась жить, презирая грязь людских отношений, совершенно ее не касавшуюся, жить ради мести и ради чести ее отца, которому когда-то - лишь про себя, не вслух - дала обещание, что отомстит за убитого наследника рода, отомстит убийцам, подвергнув их той же участи, лишив наследника клан Датэ...
И по сравнению с этим мужеством и честью, сияющими в этой девушке даже сквозь ночной сумрак, Тамура чувствовал, что начинает презирать себя за то, что позволил себе совершать поступки, недостойные самурая, позволил жалости... жалости самому к себе... овладеть им, заставляя то и дело сворачивать с верного пути, с той цели, которая только сейчас начала проясняться в утреннем тумане еще не вставшего солнца. Все его беды, все те вещи, которые он считал невообразимо важными, наконец-то обрели истинную суть - никчемных мелочей.
Она совершенно бесстрастно рассказывала о том, как попала в веселый дом, проданная сюда служанкой матери, как много лет ждала подходящей возможности, и вот, наконец, она решилась - и завтра, наконец, ее месть совершится.
И тот самый парень, которого Даичи несколько часов назад пытался удержать от нападения на лисицу, умрет - не потому, что в чем-то виноват, а потому, что... так получилось. Иначе быть не может. Увы.
И она... именно сейчас, точно знающая момент совершения мести... момент собственной смерти - была великолепна. Ее голос, прикрытые глаза, обнаженная сейчас шея - он смотрел и слушал, стараясь вобрать в себя этот образ готовой к смерти девушки, неповторимой той потрясающей красотой, которая появляется только в последние моменты жизни. Она уже была мертва, настолько велика была ее решимость - и от этого казалась особенно прекрасной.
- Могу я пропросить вас о небольшом одолжении, сейчас, когда вы знаете всю мою историю и то, что я собираюсь совершить завтра, на поэтическом турнире?
- Конечно, можете.
- Вы можете отсечь мне голову после того, как... все произойдет.
Тамура кивнул. Он не знал, как ответить по-другому.
- Может быть, у вас тоже есть какие-то счеты к...
Нет. Ни счетов, ни претензий. Да, это могло бы быть красиво. Но это не его месть. У него пока есть свои неоплаченные долги. Которые он никак не сможет оплатить до завтра.
- Нет. Я сожалею.
- Ничего страшного. Просто... - Она затихла, и в ее вздохе прозвучала легкая грусть.
Он приобнял ее, вдыхая аромат ее волос. Барабанили капли по крыше, создавая неповторимую мелодию одиночества и близости одновременно. Они говорили еще долго, очень долго. О чести и достоинстве, о Пути и перерождениях, о мечтах и страхе перед смертью. У нее мерзли руки, и он грел их теплом собственного сердца.
Наконец, паузы между их фразами начали становиться все длиннее и длиннее. Они подолгу молчали, вслушиваясь в дыхание друг друга. Наконец, вынырнув из раздумий, он понял, что Акэми спит, прижавшись к его плечу. Некоторое время он лежал рядом, любуясь ею, касаясь мягким взглядом черт лица, линии губ... осторожно освободившись из ее объятий, он, потратив на размышление секунд, положил рядом с ней свой вакидзаши, к рукояти которого она тут же сонно прижалась.
У его мечей была слишком узнаваемая оплетка, второй такой не было во всем Эдо. У него нет счетов к Датэ. Но если кто-то узнает, если кто-то догадается... казни ему не избежать. Он не будет отрицать своей вины. Если же нет... это будет карма. Он не мог завершить ее месть за нее, это было бы бесчестно по отношению к годам ожидания и надежды, но он не хотел оставлять ее наедине с ее местью.
Ушел он тем же путем, что и пришел, мысленно повторяя ее имя, настоящее имя, которое она назвала ему, и которое не знал практически никто и стараясь сохранить на кончиках пальцев хотя бы толику тепла ее плеч.
Лавка торговца Каисина была распахнута настежь. Даичи осторожно заглянул внутрь, пробежавшись взглядом по совершенно свободно лежащим украшениям, по дорогим веерам и штукам ткани... Пару дней назад он, вполне возможно, поддался бы искушению и забрал бы отсюда какую-нибудь мелочь. Месяц назад - может быть, и вовсе не мелочь. Сейчас он лишь полюбовался сиянием камней в украшениях того набора, который приглянулся ему еще днем.
Выходя и еще раз оглядывая заманчиво разлегшийся товар, пожарный подумал, что с утра надо будет обязательно напомнить Каисину про воров... Но, уже выходя и плотно закрывая двери, так, чтобы они казались запертыми, он увидел висящий у входа амулет из храма Сэнсодзи, призванный отгонять от дома разного рода негодяев.
"Думаю, монах был бы доволен" - улыбнулся он и пошел прочь.
Дождь кончился. По углам пожарной управы негромко выл ветер.
Тамура столько времени отгонял от себя воспоминания, что сейчас погружался в их пучину с головой.
...Они прорвались через строй, это был очень рискованный маневр, опасный, победоносный - но оголивший на некоторое время левый фланг - и, прежде чем самураи успели перестроится, враг воспользовался этим. Он очень ярко запомнил последние минуты той ошибки - самоубийственная фланговая контр-атака отбита, рассеивается пыль - и в кругу поверженных врагов и погибших вассалов лежит дайме, придавленный телом последнего противника, направив бледнеющее от потери крови лицо к небу и шепчет стихи... и пепел от горящих повозок, похожий на грязный снег, медленно кружась, падает на его лицо.
Сын рода Тамура подбегет к дайме, на ходу снимая шлем, и падает на колени рядом, понимая, что рана слишком глубока, и что осталось не более десяти вздохов. Несколько минут остаются в молчании, в почтении к приближающемуся финалу жизни господина, и лишь за тем - тусклый блеск танто, дабы успеть погибнуть вассалом, но не ронином. Но Моринобу слабым движением руки делает останавливающий жест, и Даичи замирает. У Моринобу нет наследников, и это значит, что дайме не простил совершившего ошибку самурая, обрекая его на несмываемый позор и судьбу ронина.
Враг был разбит, один из сподвижников Моринобу подхватил падающие войска, и окончил и так уже почти свершившуюся победу - такую необыкновенно горькую на вкус...
В чувство его привел только странный звук, оказавшийся хрустом костяшек сжатых до боли кулаков, заставивший вынырнуть из пепла и вновь оказаться на татами в пустой пожарной управе.
Весь день Тамура был, как в бреду. С утренним недомоганием помог справиться лекарь, Даичи позорно поддался болезни по дороге к чайной, где надеялся горячим напитком прогнать озноб, но не дошел - свалился у порога лавки Сасаке, у которого, как выяснилось позже, заболела сестра. От предложения оплатить за него лечение пожарный отказался, пообещав охающему и хлопочущему вокруг них Сасаке, лично отправившегося за врачом в Заречье, что уплатит все сам, и хорошо, что в этот момент у него начался жар, и никто не смог бы разглядеть на его чеках румянец совсем других эмоций. Карма...
Ноги носили его по старым маршрутам. Болезнь отступила - но жар и озноб остались, чередуясь и выматывая его. Прибывшее из Фукусимы начальство попробовало было осведомиться о делах, но господин багор оказался даже красноречивее своего верного пожарного, с трудом связывающего слова вместе.
Начальство махнуло на него рукой, списав все на усталость, а Даичи продолжил наматывать круги по городу, старательно обходя почтовую станцию и веселый квартал. Наконец, выбрав меньшее по душевной сложности дело, он зашел на почтовую станцию, попросил пишущие принадлежности и ушел писать письмо.
Некоторое время он медитировал на колышущиеся ветви далеких ив, потом собрался с духом и начал аккуратно выкладывать на бумаге столбцы слов. Мимо прошел юный наследник клана Датэ. Тамура не заметил, как прорвал бумагу кистью. Пришлось идти за еще одним листом.
За маской лица очень легко спрятать эмоции. Действия спрятать сложнее.
- Это... - смачный плевок в сторону - Заречье!
Наверное, про Заречье и нельзя сказать лучше. Особенный дух этого места как-то странно влиял на всех здешних обитателей. Попадая сюда, хотелось начать ругаться, пить сакэ в недопустимых количествах и дебоширить, испытывая от всех вышеупомянутых действий невыразимое удовольствие, какое не испытать, наверное, больше нигде. А уж что творилось с теми, кто жил здесь постоянно...
В данный момент все Заречье, включая полицейских, их добровольных помощников, коробейников и прочих всячески достойных лиц, тесным кругом сидело и занималось фальшивомонетничеством. Это выглядело настолько необыкновенным и увлекательным занятием, что Даичи и сам не заметил, как оказался в этом круге, хохоча над шутками и с удовольствием предаваясь общему занятию.
Медь постепенно превращалось в серебро, фальшиво блестящая кучка которого росла как на глазах. Пару раз мимо прошел судья, неодобрительно приговаривая, что эти банды совсем потеряли всяческий стыд, и что если Пятки хотя бы грабят и жгут, то Красильщики вообще перешли все границы, поскольку фальшивомонетничество - вещь совершенно недопустимая, и ее срочно надо искоренить. Досин Мимура, не переставая обрабатывать монеты, старательно кивал.
Собрав вместе своеобразный "заработок" - пять тусклых "серебряных" монет, Тамура уже собрался уходить, когда к в управу примчался служащий, державший в руках небольшой сверток, который необходимо было передать господину Тамура Даичи, пожарному. Вскрыв пакет и отпустив служащего, Даичи обнаружил внутри затейливо раскрашенный конверт, в котором лежали пять новеньких, ярких и красивых моммэ. Несколько секунд он смотрел на деньги недоумевающим взглядом, потом искра понимания сверкнула в его сознании. Не задерживаясь, он ушел в противоположную часть города...
Серебро он спрятал, фальшивки отложил отдельно, собираясь выбросить в ближайшую канаву по дороге.
- Тут вам подарок отправляли... я видел через открытую дверь и слышал разговор... надеюсь, дошел удачно? - мило улыбаясь, спросил Рюдзан.
Сдержать смех удалось с трудом. Солнце робко проступило сквозь сгущающиеся тучи.
Турнир? Забросить в несколько умов идею проведения, каждому следующему говоря, что предыдующий предложил... достаточно трех-четырех человек - и все получится. После этого они возьмутся за все сами. Целый турнир ради одной-единственной схватки... Даичи разослал пару мальчишек оповестить квартал дайме о готовящемся развлечении, а сам заглянул в лавку Каисина. Там было людно, шумно и не до пожарного, и тот тут же вышел обратно - однако Каисин, вновь проявляя чудеса понимания, тут же вышел следом.
- Готовится несколько поединков. Очень хотелось бы, чтобы кто-то организовал прием ставок.
И вот тут, наверное, впервые, Каисин понял все не совсем так, как было нужно. Привычка.
- Господин пожарный! Я вас уважаю безмерно, но у моей лавки дела идут не очень хорошо, и я не смог бы сделать подарки всем нужным людям, чтобы они позволили...
Даичи начал смеяться.
- Не стоит, глубокоуважаемый. Не надо подарков. Просто пойдите и сделайте это, хорошо? Я верю в вашу торговую жилку, и что у вас все получится как нельзя лучше. Победителю, на самом деле, не достанется почти ничего - слишком мала ставка для участия в бою. Но почему бы не позволить заработать их близким?
Каисин просветлел. Они еще некоторое время говорили друг другу приятных вещи, потом Каисин ушел в лавку и принес тот самый набор украшений, на который так долго любовался вчера днем, и так пристально смотрел ночью Даичи.
- Вот, отложил исключительно для вас. Он стоит очень дорого, но заплатите за него столько, сколько заплатите, а остальное... мы ведь честные люди, сочтемся как нибудь?
Даичи отдал все, что у него нашлось - хотя не набралось и половины, клятвенно заверяя торговца, что обязательно вернет оставшуюся сумму.
Почтовая станция не работала, там стало плохо Мимуре, отправлявшему очередное письмо "на Окинаву, дедушке". Похоже, Небо все-таки устало от деятельного досина, и решило напомнить ему о приличии совсем уж категоричными методами. Даичи нашел того паренька, которого до этого отправлял оповестить о турнире благородный квартал, отдал ему набор украшений и попросил отнести его в Мацурику, отдав прекрасной таю Акэми-сан, и передать на словах "Красота смерти должна быть подчеркнута". Искренне надеясь, что тот ничего не перепутает, пожарный пошел дальше.
В руке чуть подрагивала переданная ему пару минут назад служанкой веселого дома шпилька для волос, обернутая письмом.
Дождь мягко стучал по спине и плечам. Нахохлившийся и похожий на большую ворону Даичи сидел на турнирном поле и ждал, когда же подтянутся участники. Первые подошедшие уже сидели в лапшичной рядом с будущей ареной, но он предпочел остаться на улице. Самураи клана Датэ вежливо извинялись, что задержатся на чайной церемонии, но появятся обязательно через некоторое время. Даичи ждал.
Рядом неслышно появился ёрики, человек честный и храбрый, искренне несущий службу полицейского инспектора на благо Эдо, иногда позволявший себе оступаться - но неизменно надежный, похожий в этом на гранитный утес среди бушующего моря. Рядом с ним неизменно была его супруга, удивительная по красоте и манерам женщина, поддерживавшая и сопровождавшая своего спутника в любых начинаниях.
За последние несколько дней пожарный и полицейский часто виделись, но все как-то мельком, случайно... И сейчас, начав с обсуждения предстоящих схваток, они постепенно перешли на разговор о прошлых сражениях, о случайностях и превратностях... Ёрики со вкусом рассказывал историю о том, как когда-то одна девушка и наплевательское отношение к войне позволили почти без боя взять целую крепость. Его жена сидела рядом и мило улыбалась, периодически добавляя что-то незначительное, но так украшающее их мужскую беседу.
В какой-то момент Даичи понял, что просто любуется сейчас этой парой - он, чуть подавшись вперед, с горящими глазами рассказывает, что как-то участвовал в похожем турнире, но не смог пройти дальше первой линии, а она, улыбаясь, держит его под руку, не замечая дождь. Это было красиво. Даже, наверное, больше. Тамура подумал, что, наверное, ёрики-сан - бесконечно счастливый и бесконечно спокойный человек, нашедший внутреннюю гармонию и бескрайнее спокойствие. Его ки было подобно могучей реке, спокойной, но способной сломать любые запруды, которые встанут на ее пути. В отличие от мятущегося и дрожащего духа самого Тамуры, дух полицейского был несокрушимым монолитом, о который ломают зубы самые острые стальные инструменты. Но он не смог бы стать таким, не будь рядом с ним верной и любящей души.
Вряд ли у них получится встретиться в поединке. Даичи собирался участвовать только до одного-единственного противника, который не сможет не прийти и не принять участие, молодой и гордый. Пожарный не боялся встречи с полицейским с клинком в руке. Но понимал, что победить этого человека он не сможет. Просто не сможет. Крепче любых доспехов - спокойствие, смертоноснее любых ударов - уверенность в себе и правильно выбранном пути.
У Даичи не было ни первого, ни второго.
- Который?! - прозвучал над ухом резкий выкрик, откуда-то спереди прозвучал ответ на этот вопрос, и Даичи, приходя в себя, удивленно замотал по сторонам головой. Свой номер он прослушал. Выйдя вперед, он понадеялся, что никто больше не совершил такой оплошности - и противник найдет его сам.
Так и случилось. После некоторой заминки, он выяснил свой номер и своего противника. Наследник клана Датэ, немного нервничающий перед схваткой, слегка поклонился своему сопернику в первом круге турнира, и, получив в ответ такой же поклон, отошел в сторону, рассказывая кому-то о том, как недавно на тренировке... Даичи смотрел ему в спину и думал о том что случайности иногда совершенно не случайны. Он хотел встретиться на турнире с Датэ Терумуна - он встретится с ним. Не будет ни пары схваток, чтобы подумать, ничего. Не будет возможности проиграть, чтобы не было этой встречи. Вот так, просто и сразу.
Даичи встретится с наследником клана Датэ - и проиграет ему. Это будет... честно? Закономерно? Наверное...
Прежде чем на поле вышли первые поединщики, пожарный оглянулся, и увидел стоящую за спиной Момо-сан, хозяйку борделя, оказавшуюся совсем рядом с ждущими своей очереди бойцами.
- Момо-сан, а сиятельная Акэми будет присутствовать?
Та смерила его удивленным взглядом, но все-таки решила ответить
- Нет, что вы. Это... мероприятие... не подходит для того, чтобы на него смотрели... приличные дамы. Да и им запрещено покидать Мацурику без достойной причины. Нет, Акэми здесь не будет. А почему вы...
Но Даичи уже ушел, оставив ее без ответа. Где-то совсем рядом стоял Оками.
- Оками-сан! Ты можешь выполнить мою просьбу?
- Конечно!
Почему-то казалось очень важным и очень нужным, чтобы она знала. Чтобы она пришла...
- Передай, пожалуйста, Акэми-сан, что на турнирном поле одной из схваток первого круга будет бой между пожарным и наследником клана Датэ.
- Хай! - Оками поклонился и куда-то исчез.
Нет, она вряд ли придет. Действительно, незачем ей видеть. И вообще это было проявление минутной слабости... Левая рука Даичи непроизвольно коснулась плеча, так, чтобы лежащая в рукаве шпилька для волос коснулась кожи.
Они были достойными противниками друг для друга. Датэ был молод и неопытен, но очень ловок и гибок. Даичи - за время службы участвовал в множестве схваток, не раз был в бою - но он был тяжелее, медленнее, и вот уже год как носил дайсе исключительно как память старых времен. Рукава его косодэ намокли, но возможности подвязать их уже не было.
Клинки почти не сталкивались друг с другом - самурай с легкостью уклонялся от ударов, Тамура невольно подстроился под стиль противника и тоже не стал давить клинок в клинок. Сетуя на свой выросший за последний год вес и медлительность, он, тем не менее, держался уверенно - уклонившись от трех или четырех ударов подряд скупыми движениями корпуса, он услышал сзади восхищенный возглас Оками, ставшего уже всего лишь зрителем - и приободрился. Он проиграет достойно.
За спиной Датэ оказался обрыв. Сделав резкий выпад, пожарный заставил своего противника сделать шаг назад. Еще пара таких движений - и молодой самурай покатился бы по земле вниз, к реке, ломая себе кости. Это было заманчиво. И Акэми не пришлось бы сегодня... нет. Это было не заманчиво. Это было бесчестно. И Даичи порадовался, что задумался о чести прежде, чем сделал что-нибудь непоправимое. Отступив на несколько шагов назад, он заставил противника отойти от опасного места, и они двинулись по кругу.
Удары следовали за ударами, иногда они замирали, ожидая от противника активных действий - но Даичи не хотел торопить свой проигрыш. Несколько раз они поразили друг друга одновременно, один раз пожарный оказался быстрее противника, один раз - Датэ... И сейчас последний удар должен был решить исход схватки.
Они обменялись касаниями бокенов и сделали очередной круг, обходя друг друга. Последний, как казалось Даичи. Он уже знал, что сейчас Датэ нанесет удар - и пожарный пропустит его, позволив молодому самураю выиграть эту схватку. Словно подтверждая его мысли, Датэ чуть наклонился, толкая плечо вперед. За его спиной шумела толпа зрителей, увлеченно обсуждающих происходящее. Шел дождь, и небо было серым, как пепел. Внезапно взгляд Даичи выхватил из толпы прическу, украшенную ёситё, такую знакомую... и все мысли о грядущем проигрыше и правильности действий куда-то пропали. Тело, словно вспомнив бесчисленное множество схваток, среагировало само, качнувшись назад и пропуская мимо победный удар Датэ, а потом - резко вперед, как маятник, и бокен пожарного, медленно очертив широкий круг, врезался в склоненное плечо противника.
Поднимая вверх меч, как победитель, Даичи оглянулся через плечо на стоящего рядом Датэ и заметил на его губах робкую улыбку. Схваток с двумя следующими противниками, и собственных побед, Тамура не запомнил.
...Толпа шумела. Это был бой двух фаворитов турнира - пожарного и полицейского. Главный и последний. И он продолжался уже невыносимо долго. Они действительно были умелыми бойцами, оба - великолепный в своей технике ёрики и тяжелый, но сильный пожарный. Они поражали друг друга одновременно, заставляя толпу вскрикивать.
Наверное, они были равны как бойцы. Одинаково сильные, компенсирующие недостатки техникой. Поэтому это был больше, чем схватка между двумя клинками. Это было сражение между двумя ки - одним, похожим на ревущий горный поток, и вторым - похожим на колеблемую ветром грозовую тучу, разбиваемую этим же ветром в мелкие черные лоскуты - противоречия, непонимания и поиска, мучительного поиска правильного пути...
Когда напряжение достигло высшей точки, а дух пожарного взвыл, готовый рассыпаться - ёрики закончил бой ударом, похожим на тот, который нанес сам пожарный, ставя точку в их схватке с Датэ. Это было правильно. И символично.
Время словно остановилось. Его ки вспыхнуло пожаром, который не смог бы погасить никакой дождь. Наблюдая, как медленно движется сквозь воздух бокен полицейского, и осознавая, что бой наконец-то завершен, Даичи вдруг почувствовал, как с его плеч с грохотом ссыпаются камни размышлений и сомнений. Мгновенно сгорели мысли о правильности-неправильности его победы над Датэ, исчезло в небытие давившее тяжелым грузом непринятие собственной кармы. Даичи вдруг неожиданно для себя решил, что размышления - лишь пыль, пепел, и что единственно правильным является только тот путь, который он выбирает сам...
...Пожарный низко поклонился инспектору, благодаря за бой и неожиданное очищение своего ки. Ёрики ответил ему тем же. Даичи улыбнулся. Кажется, впервые за последнее время он начал замечать в буре собственных эмоций, которые не мог выражать, слабые проблески чистого от сомнений неба. На Даичи снизошел небывалый покой и уверенность. Еще одного Датэ, совсем молодого парня 12ти лет, дошедшего до финала, заставившего попотеть самого ёрики, Даичи отправил на третье место почти мгновенно, за несколько быстрых ударов.
Мыслей не было. Принимая поздравления и кланяясь, Даичи уже видел, что его ждет Темуруна, вооруженный двумя клинками. Даичи не мог воспользоваться своим вакидзаши - и он остался с одной катаной, снова лишив Датэ победы. Потом была еще несколько схваток - его противники словно сомневались в честности победы пожарного, пытаясь повторить бой еще раз... но именно сейчас, когда дух его был силен, как никогда, у них не было шансов. Оставив последнего сомневающегося удивленно смотреть на собственный клинок, длиннее меча пожарного на целую ладонь, и думать над поражением, Даичи отошел в сторону и привел себя в порядок после турнира.
Выбери свое предназначение. Цветы? Победа?
Косодэ он запахнул на левую сторону, прекрасно понимая, что жить ему осталось совсем немного. Исход схватки с Датэ был правильным и закономерным - ведь именно его вакидзаши сегодня вечером прервет жизнь этого честного и смелого юноши, который мог бы стать прекрасным бойцом, гораздо лучшим, чем сам Даичи. У Тамуры не было к нему счетов. Но сегодня во время схватки - он смотрел в такие чистые, ясные и красивые глаза трупа, которым молодому самураю только предстояло стать. И таким же трупом предстояло стать самому пожарному - и он решил, что хватит шутить с кармой, пытаясь убежать от нее или отказаться.
Внезапно пожарный замер. Левый рукав был пуст. Кандзаси, которую подарила ему таю, и которая сопровождала его весь бой, мешая взяться за оружие левой рукой - больше не было. Пару дней назад он пришел бы в ужас от перспективы провести здесь еще какое-то время под холодным дождем, в надвигающейся темноте, в бесполезных поисках. Но сейчас он снова превратился из слабого, жалеющего себя ронина, в того бойца, которым был когда-то.
Турнирное поле было совсем небольшим - не более двадцати шагов по краю. Темнота сгущалась очень быстро, но это не могло ему помешать. Даичи медленно опустился на колени и коснулся руками травы. Господин багор медитировал неподалеку, не обращая внимания на льющуюся с неба воду.
Мыслей не было. Сомнений тоже. Кандзаси нашлась в противоположном углу от того места, откуда он начал поиски.
Ему передали приглашение на поэтический турнир в веселый дом. Немало удивившись - пол-города знало о его "неграмотности", Даичи понял, что это таю любезно предоставляет ему возможность исполнить обещание. Добравшись до Мацурики, и поговорив с кем-то из служанок, Тамура выяснил, что турнир перенесли в благородный квартал. Куда Даичи и отправился.
Благородный квартал был тих. В доме Датэ ему четко объяснили, что турнир будет в веселом доме, в полночь. В доме Хитоцубаси служанка прогнала его, заявив, что под дождем не может быть пожаров и делать ему здесь совершенно нечего. Решив, однако, пройти благородный квартал до конца, пожарный постучал в двери дома Маэда...
... Как-то прямо с порога его накрыло волной тепла, света и умиротворения, царивших здесь. Его не стали спрашивать о цели визита, лишь попросили войти и не мерзнуть на пороге. Его пригласили пройти во внутренние покои, где звучал смех и слышен был шум разговора. Грея ладони о чашу теплого саке пожарный купался в лучах улыбок и сердечного тепла, с которым здесь встретили неожиданного гостя.
Сам дайме вышел к нему и неожиданно поклонился, Даичи ответил ему глубоким поклоном. Маэда улыбнулся и, велев принести саке, завел разговор обо все и сразу. Они говорили о турнире, о клинках, которые в доме Маэда были несколько странными на столичный взгляд - но необычайно эффективными. Его поздравляли с прекрасным выступлением. Они говорили о сердечных делах и дамах. Шутки и смех усеивали эту беседу, как яркие жемчужины усеивают одеяние модницы.
Это были необыкновенно добрые и искренние люди. Среди дождя и холода ночной темноты оказаться здесь было настоящим подарком, и Даичи расслабился, согревая душу разговором, а тело - саке... Это была беседа о чем угодно, кроме политики и войны - о пьесах театра Кабуки, о самураях и благородных дамах, о дожде и солнце...
Кажется, Даичи провел здесь около часа, греясь о сердечность и гостеприимство этих потрясающих людей. Но ему надо было идти обратно - у него было обещание, и ему надо было попасть на поэтический турнир. Его провожали с надеждой, что он еще вернется - и на прощание дайме подарил ему отблеск сияющего в этом доме солнца, кусочек света гостеприимства Маэда - рё, со словами, что им скоро покидать столицу, и они верят, что эти деньги найдут себе прекрасное применение среди городских служб. Это не был подарок в полном смысле этого слова, от пожарного не требовали никаких услуг, ничего не ждали - это просто было желание поделиться чем-то с неожиданным гостем.
Даичи вернулся в ночную темноту с горящими ладонями и странным чувством, что впервые за долгое время заглянул в сердцевину костра.
@темы: Дурацкое, Созидательное, Зеленоплесенное
-
-
28.08.2011 в 23:07-
-
28.08.2011 в 23:13-
-
29.08.2011 в 00:12-
-
29.08.2011 в 00:13-
-
29.08.2011 в 00:35Спасибо) Мне бы хотелось как-нибудь встретиться в одном строю. И сражаться рядом.
Tanuki
Спасибо мастерам и игрокам, из-за которых получилась это игра. А я так)
-
-
29.08.2011 в 14:11-
-
29.08.2011 в 17:24Я, на самом деле, ужасно извиняюсь за незагруженность кузницы. Все так хотели боевые правила, так хотели... и в результате было два кулуарных убийства, одно самоубийство и вообще никакой нормальной боевки...
-
-
29.08.2011 в 17:30Кузнец, ты?)
Eswet
Мне казалось, что кузнец - один из самых ярких представителей города. Он был везде, разговаривал со всеми и вообще тысяче людей игру сделал)
-
-
29.08.2011 в 17:35-
-
29.08.2011 в 17:44Спасибо за игру и идею "господина багра"))) И за то, что не стали сватать за меня дочку.
-
-
29.08.2011 в 18:30Tanuki, ты фактически своими руками часовню Инари сделал и вообще был всячески колоритен)))) (А еще у вас было очень уютно и тепло в кузне)
-
-
29.08.2011 в 18:54И за игру спасибо ещё раз. И за турнир. Господин пожарный украшал )))
-
-
30.08.2011 в 00:34хорошо, что не стали) дочке передам)))
Viorteya-tor я был очень колоритная мебель... предмет безусловно на игре нужный
-
-
30.08.2011 в 00:36А вот, кстати, было бы очень интересно. Поделитесь?
потому, что у персонажа, совершенно неожиданно для меня, оказался странный дефект - он начисто не запоминал имен и лиц
Получилось необыкновенно колоритно, что я постарался не забыть) Как-то это уважение к оружие подарило ему душу.
-
-
30.08.2011 в 02:18-
-
30.08.2011 в 03:15Ну, так, обзорненько. Просто я тоже смотрел. И, наверное, видел. Мне было бы интересно.
-
-
30.08.2011 в 18:45Тануки-сан, а Тануки-сан...а покажете любопытной мне, если напишете? Мрр?
-
-
30.08.2011 в 21:54-
-
31.08.2011 в 00:30А у тебя таки талант литературный :-) Не каждый персонажный отчёт дочитываю до конца, но этот определённо того стоил!
Tanuki
Ну, так, обзорненько. Просто я тоже смотрел. И, наверное, видел. Мне было бы интересно.
Присоединяюсь, ибо тоже наблюдал и оценивал с интересом!
За турнир вообще огромное спасибо всем участникам! Кое с кем, "персонажно" хотел скрестить клинки ещё на "Улицах..." но не сложилось :-)
Признаюсь, сначала действительно ехал играть честного такого ёрики, но получилось веселее.
Спасибо досину - наставил на "путь истинный" :-)
От супруги также поклон передаю.
-
-
31.08.2011 в 01:30-
-
26.09.2011 в 00:46а я наш никак дописать не могу((((
-
-
26.09.2011 в 01:59