It is better to die for the friendship than to live for the discord.
Не могу и не хочу писать персонажный отчет. Очень тяжелая получилась игра, по отчаяние и несовершенство, про потерю веры в себя и разрушение принципов и устоев. С другой стороны, если после Игры с Огнем, я чувствовал себя выгоревшим без остатка, то здесь я чувствую в себе новые силы и новые мысли.
*********
про эмоцииКалекой быть в целом непросто, особенно когда нехватка чего-то важного мешает тебе жить. Когда я собирался на игру, я часто слышал "Не, я не поеду играть в дом, потому что там дети - калеки и эскаписты". Да, все так, но. Самые большие калеки Дома - это его взрослые. Они искалечены неверием, шаблонами и законами взрослого мира, они не умеют парить, потому что сами обрезали себе крылья. А уж о том, чтобы взлететь, не может быть и речи. И ты стоишь, смотришь в небо, в котором летают птицы, ты видишь лес, в котором мох ложится мягким ковром под волчьи лапы, оглядываешься на себя, и понимаешь, что тебе не дано ничего из этого - ни бег, ни полет, потому что ты инвалид и калека. Но ты все равно подпрыгиваешь и машешь слабыми лапками в надежде, что а вдруг... но закономерно ничего не происходит, и остается только лечь и сдохнуть.
Ты стоишь и смотришь в окно, на играющих на лужайке ребят, и знаешь, что тебя не примут в эту компанию, потому что ты, неполноценный, никому не нужен. Более того, окажись ты рядом с ними, они наверняка начали бы смеяться над тобой, потому что ты смешон. Ты, никогда не бывавший на улице, потому что нельзя, был бы хилым, слабым и болезненным, рядом с ними, забавный и нелепый в одежде не по размеру, мешком висящей на хилых бледных плечах. Смешной в своей напускной серьезности, цель жестоких шуток и веселья. И, понимая все это, остается только стоять, касаясь холодного оконного стекла, в бесцветной комнате, пахнущей лекарствами и серостью, и смотреть туда, на яркий, цветной и солнечный мир, на сильных и здоровых ребят, среди которых тебе нет места. И как последний штрих и вечное напоминание - на той руке, которая касается стекла между мирами - не хватает пары пальцев. Как только ты забудешь, что неполноценен - посмотри, и вспомни.
Ты можешь придумать себе, что все будет не так, и что они окажутся совсем другими, и поймут тебя, и возьмут с собой в игру и веселье. Примут как своего и равного, будут вместе с тобой заливисто смеяться, когда ты будешь падать, и протянут руку, чтобы ты смог подняться. Не придумывай. Этого всего - никогда не будет. А если забудешь, посмотри на руку.
Я не выдержал стоять и смотреть. Я проломил собой это оконное стекло, я порезался об осколки, когда выбирался. И когда я, шатаясь, вышел на лужайку - я совершил все возможные ошибки, я был нелепым и глупым, я был героем шуток и розыгрышей, меня никто не воспринимал всерьез, я не мог угнаться за ними, привычными к бегу и полету, потому что до этого никогда не бегал, и, тем более, не летал. Я не знал, что есть дружба, предательство и верность, до тех пор, пока не попробовал все это в первый раз, а попробовав, зарыдал, потому их вкус оказался очень горьким. Я пытался придумывать игры, в которые никто не играл со мной, и правила, которым кроме меня, никто не следовал. Я, привыкший к гипоаллергенным жевательным пастилкам с витаминами, жевал вместе с ними смолу и не понимал, что они нашли в ней такого. Меня знобило от непривычного ветра, а солнцем сожгло бледную кожу до волдырей. И на краю сознания всегда маячил призрак больших, которые будут ругаться за разбитое окно и испачканную травяным соком и мокрой землей одежду. А они непременно узнают, и понимание этого мешает тебе лазить по деревьям и купаться, как это делают остальные, потому что не стоит усугублять собственные прегрешения. Потому что большие могут запросто заложить оконный проем камнем, и ты сюда уже никогда не вернешься. Не стоит забывать. Забудешь - посмотри на руку.
И когда солнце начало клониться к закату, они все расходятся, и ты остаешься один, и уже нет игр и веселья. Только вечерний холод и наступающая ночь. И нужно возвращаться домой, где ждет скандал и свежие царапины от осколков разбитого окна, в которое ночью будет дуть сквозняк, не дающий заснуть.
И чудо, необыкновенное чудо, что они разошлись не все. Кто-то остался, чтобы проводить тебя. Их мало, очень мало - но тебе и этого достаточно. И ты счастлив потому, что они тебя не бросили, что они не смеются над тобой, что они рядом. Пусть они такие же калеки, как и ты. Такие же потерянные, такие же нелепые и смешные. Но ты знаешь, что завтра они вернутся на лужайку перед твоим домом, и будут ждать, когда ты выйдешь. И есть надежда, что этим днем, счастливым ровно настолько же, насколько и болезненным - все не закончится. А на прощание тебе пожимают руку, на которой не хватает пары пальцев. И если вдруг в ночном холоде под тонким одеялом ты забудешь, что завтра снова взойдет солнце - посмотри на руку, и вспомни.
*********
про взрослыхОни все были очень разные, те, кто все-таки принял меня в свою компанию и играл со мной. Среди них были такие же калеки, как я. Их приняли в компанию для того, чтобы они стали игрушками, и они стали, потому что так у них был шанс, что про них не забудут.
Один, лысый и грустный, сухонький и болезненный, всюду таскавший с собой игрушечный огнетушитель. Он был такой же нелепый, как я, с ним никто не хотел играть, и он сам не хотел играть с ними, насупленный и серьезный, и от этого еще более смешной. Они разбегались, стоило ему приблизиться, словно стая рыбешек, при приближении старой, неповоротливой акулы, которая не сможет их догнать, и укусит, только если ты сам попадешься ей в зубы. Мне было жаль, что он один, никому не нужный, и я не смог его оттолкнуть - и он потянулся ко мне всеми силами брошенной души, не знавший до этого что-то, кроме одиночества, а теперь впервые попробовавший дружбу на зуб. Он вцепился в меня и семенил следом, стараясь угнаться и ворча, что воспитанные мальчики не бегают. Он был похож на касатку, сшитую третьеклассницей на уроке труда, с неровными плавниками, разными глазами, и вельветовой шкурой. Но стоило ему упасть в воду - он поплыл, изо всех сил работая мягкими тряпичными плавниками, барахтаясь, неумело шлепая по воде хвостом и щерясь зубами из мягкого белого войлока. Я осторожно опустил руку в воду - и он заплыл на мою ладонь.

Был еще один, очень забавный. Он постоянно что-то грыз и шумно чесался, ни минуты ни сидя спокойно, оглядываясь по сторонам. В стащенной у старшего брата куртке камуфляжной окраски, доходившей ему до пят, он постоянно поправлял рукава, даже закатанные, они все равно свисали ниже кулаков и мешались ему. Он хотел бы играть в войнушку, и бегать с похожей на автомат палкой и кричать тра-та-та, но дети не хотели играть в войнушку, а хотели играть в крысу, и он играл вместе с ними, сам похожий на крысу, лохматый и тряпичный, пыльный от того, что его не раз забывали под кроватью, но всегда вспоминали и вытаскивали обратно. Он постоянно был рядом, сердитый от того, что все вокруг наступали ему на побитый временем и передрягами хвост, сделанный из старого шнурка от кросовок, но неунывающий и постоянно ищущий, чтобы погрызть. Я протянул руку - и он запрыгнул на нее, тут же начав чесать за ухом задней ногой, всем своим видом выражая, что неплохо бы сейчас огурца, или арбузных семечек, но это, если что, не к спеху.
Еще один все время ходил с игрушечным чемоданчиком доктора и пластиковым фонендоскопом. Он, с серьезным видом, делал уколы карандашом, прикладывал подорожник к исцарапанным коленкам, и раздавал конфеты вместо таблеток. К нему приходили, устав от шумных игр, и он всем прописывал отдых и покой, как раз то, что было нужно. Как большой паук, он плел мягкую паутину, в которой удобно было качаться, как в гамаке, а потом побежать дальше. Он не огорчался, когда его шумные гости, отдохнув и придя в себя, убегали дальше, разрывая тонкие нити паутины, только терпеливо плел новую. В его тенета сыпались опавшие листья и иголки, и это был единственный его улов, и он радовался ему, как ребенок. Я до последнего сомневался в нем, но зря, он оказался именно таким, каким виделся, с несоразмерными длинными ногами и большими грустными глазами. Он пытался угнаться за шумной компанией, призывая их быть аккуратнее, но когда у тебя две ноги - ты бежишь раз-два-раз-два, очень быстро, а когда восемь - это надо раз-два-три-четыре-пять-шесть-семь-восемь-раз-два-три... Я протянул руку к его паутине - и он забрался на мою ладонь, забавно перебирая большими мохнатыми ногами и глядя на меня грустными усталыми глазами.

Одна была все время вместе с девочками, в ярком цветочном платьице и сложной прической, заботливо уложенной кем-то из взрослых. Она говорила, как девочка, она была милой, как девочка, она была Мальвиной с обычными волосами, сурово отчитывавшей за очередную кляксу. Но я видел, что у нее не гнутся колени и локти, и стоит девочкам уронить ее - она скажет ма-ма, и закроет глаза с огромными ресницами. Но они не роняли ее, всюду нося с собой, любимую и дорогую куклу. Мне были непонятны девичьи игры, но я любовался ей каждый раз, как видел. Я помахал ей рукой - и она помахала в ответ.

Еще одну боялись все. Одетая в школьную форму не по размеру, в огромных, почти кукольных сандалиях, она все время была рядом, и отчитывала за шум и беготню, привнося правила и строгость туда, где никогда этого не было. Стоило ей появиться - и солнце пряталось, потому что она и солнце были несовместимы. Она несла в себе что-то темное, свой длинный ведьминский нос она совала везде, где только можно. Мне казалось, что она не хотела бы быть злой Гингемой из страшной сказки, но привыкнув жить по правилам, она уже не могла отступить, страдая сама и заставляя страдать других. В какой-то момент она исчезла, но я знал, что она где-то в траве, и что я еще не раз споткнусь об нее, и в моих ушах еще долго будет звучать ее ведьминский смех.

Я уверен, что я и сам был игрушкой. Только не знаю, какой.
*********
про подростков Они, играющие, были очень разными. Очень странными. Меня поражало то, что все они прекрасно знают, что и зачем делают, и в любой мелочи, не важно, что они делают, от собирания муравьев до игры в салки, они невыразимо серьезны во всем, и все их действия, какими бы глупыми и мелкими они не выглядели, очень важны. Они, безусловно, отличались друг от друга, но в одном совпадали точно. Они поражали воображение.
Я видел парня, похожего на большую птицу. Мне удалось завоевать его доверие, чтобы он принял меня в свою игру - чтобы потом, в нескольких нелепых мелочах, я потерял это доверие. Он разочаровался во мне, он смотрел на меня презрительно немигающим взглядом, и в этом взгляде я видел только "Вы точно такой же, как остальные". Он шагал вперед на длинных ногах, опираясь на трость, и я не успевал даже бежать рядом, пытаясь догнать его и объяснить... Наверное, начни я оправдываться, он склонил бы голову на плечо и некоторое время смотрел бы на меня, после чего пошел бы дальше. Но я очень рад, что он подарил мне второй шанс на доверие - и я постарался не потерять его снова.
Одним из самых важных моментов всей игры оказался момент, когда меня ночью поволокли в Могильник, всеми возможными и невозможными способами. Такое чувство было, что ко мне подошел каждый и сказал "Сегодня ночью тебе нужно быть в Могильнике". А я не мог быть в Могильнике, потому что у меня в кабинете лежал спящий Стервятник, и я сопротивлялся всеми силами. Крестная пропала, и я думал, что она все еще в доме, и почти видел, как смыкаются ее узловатые пальцы на шее спящей птицы, которая доверила мне свою жизнь и судьбу нового Дома. В конце-концов, это закончилось тем, что у меня украли здоровье - и на ватных ногах, давя приступы тошноты и стараясь что-то рассмотреть среди головной боли, я нашел всех, кому мог доверять по этому поводу, и попросил их проследить за кабинетом. Акулу, Шерифа, третью - Коня, Дракона, Кудряша и Красавицу как самых верных птенцов. Проверил замок, зашел в кабинет. Увидел спящего на моем диване Стервятника, погладил его по рассыпавшимся волосам, закутал его своим пледом - и ушел туда, где меня ждало неизвестно что.
Когда у меня кончились все надежды и силы, и я уже был готов и капитулировать - именно Стервятник привел меня в чувство. И еще... он ведь мог бы уйти в любой момент, к ждущему его брату, но он предпочел остаться и помочь нам с новым Домом, выдержать еще немного дрязг и опасностей. Ради чего? Ради Дома? Ради меня? Я не знаю.
Я протянул ему руку - и он, не смотря на все возникшие между нами сложности, величественно опустился на нее, сложил крылья и начал чистить перья, кося на меня желтым глазом.

Я видел юношу, печального и нескладного, живущего в мире тоски и грусти. Он был похож на птицу без крыльев, лохматую и нелепую. Я не знаю, чем был наполнен его мир, кроме слез и записей. Но надо признать - он вызывал уважение. Его характер постоянно прорывался через пелену депрессии, и он даже нашел в себе силы написать ободрительное письмо уставшему и запутавшемуся человеку, которому нужна была поддержка не меньше, чем ему самому. Не все его советы могли бы помочь, но он писал искренне, и это было необыкновенно.
Когда на меняльном дне я увидел, что Красавица сидит в одиночестве, и никто не хочет с ним меняться, у меня защемило сердце. Я сходил к себе в кабинет, чтобы найти единственное свое сокровище, подходящее под обмен - подаренный Потапом браслет. Я не помнил, куда его положил, и поэтому искать пришлось долго. Но когда я вернулся, Красавицы уже не было. Мне стало грустно, и я подумал, что на следующий меняльный вторник принесу ему все, что смогу найти интересного. Не знаю, что буду делать с полученными вещами, но так будет правильно.
Именно Красавицу я попросил закрыть чем-нибудь окно моего кабинета, когда уползал в могильник, и даже не стал проверять, потому что был уверен, что он справится. Он постоянно говорил, что у него ничего не получается, но когда доходило до дела - он все делал, как надо.
Я протянул ему руку - и он доверчиво ткнулся в нее носом.

Я видел худощавого юношу, с коротким хвостом, в кожанке не по размеру, из рукавов которой выглядывали его худые тонкие руки. Если бы на пегасах катали детей по выходным, это был бы как раз такой пегас. Он был усталый и забеганный, но веселый и добродушный, и постоянно взмахивал коротко подстриженным хвостом.
Я не знаю, кому Конь передал свой выбор в итоге, но это и не важно. Именно в разговоре с ним я задумался над тем, что мы не даем детям то, что им нужно. Именно разговор с ним о справедливости заставил меня задуматься над тем, что мир этих подростков и вpрослых отличается в корне. А я болтаюсь между двумя этими мирами, совершенно неприкаянный, не знающий, куда себя применить.
Я протянул ему руку - и он насмешливо фыркнул в нее губами, в поисках сахара или морковки.

Я видел немого парня, отличавшегося от остальных тем, что ему постоянно не хватало возможности говорить. Если остальные немые просто молча писали в ответ то, что хотели сказать, этот, казалось, все время забывал, что он немой, и в его жутковатом "мммм!" звучали боль и отчаяние невозможности сказать все, что он хотел бы.
Он радикально изменился на изнанке, и я понял, чего ему так не хватало. Его раздвоенный язык постоянно пробовал воздух, а поток шипящих слов был не остановим.
Он ползал везде, появляясь то тут, то там серебристой змейкой, постоянно строчивший в своем блокноте, и, казалось, обвивавший тебя кольцами своего присутствия.
Грим не смог вытащить меня с Изнанки, когда я копал себе могилу своими руками, мое любопытство пересилило его страх. С этого момента он как-то постоянно было рядом, вечно попадаясь на глаза, я видел его хвост, торчащим из множества дел и проблем.
Именно он вцепился в меня в Могильнике мертвой хваткой, когда я пытался встать и пойти к звавшему меня Помпею, именно он держал сестру Агату, начиная биться в припадке, стоило ей отпустить его руку. Именно он украл мое здоровье и силы, стремясь удержать меня в Могильнике. Наверное, именно он виноват в том, что жнецы так и не смогли пробраться в Дом этой длинной ночью.
Я протянул ему руку - он обвился вокруг нее и радостно зашипел, высовывая длиннющий раздвоенный язык.

Я видел юношу, рыжего и непоседливого. Он, казалось, был везде. Если я слышал какой-то шум, я точно знал, что найду его в центре бури. Хитро глядя на мир из-под своих круглых очков, он то ли нарочно искал событий, то ли создавал их сам. Если я видел, как он куда-то бежит - я автоматически начинал бежать следом, либо чтобы предотвратить то, что он сейчас собирается натворить, либо чтобы сбежать от того, что сейчас несется следом за ним.
Его рыжий хвост заметал следы его прегрешений, а нос, как компас, всегда был повернут туда, где что-то происходит. Он хитрил, юлил, крался и ползал, и, казалось, что он вездесущ. Я уверен, что запусти я на первом педсовете руку под стол - я бы выволок его оттуда, хотя дверь была заперта, и он взахлеб начал бы рассказывать, как очутился здесь.
На его лисьей морде вечно была приклеена улыбка, и я не знаю, что могло бы ее стереть. Именно Рыжий, стоял на страже Могильника в самую длинную. Но даже там, среди страха и подозрений, он все равно ухитрялся шутить и задаваться. Но он не пропустил внутрь никого из тех, кто мог бы нанести вред.
Я протянул ему руку - и он, радостно тяфкнув, начал носиться вокруг меня.

Я видел двоих, живущих вне реальности. Один, яркий и спичечный, поднеси огонек - и он вспыхнет - был ножничным разрезом в ярком пейзаже. Он мог спрятать все, взять на слово, и оно исчезало за гранью сознания. Мог ли он спрятать свои проблемы, свою грусть? Я не знаю. Но он прятал чужие, ничего не требуя взамен. Второй - был художником, создающим шедевры для чужих подписей. Через него та, другая сторона, оставляла свои отпечатки и свои черты. Бык с чужим взглядом, спешащий кот, детский мяч в гнезде пересмешника... Я знаю, что он ушел не просто так, но я не хочу этого знать.
Потому что эти двое должны стать якорями нового Дома. Умеющий прятать - умеет созидать. Давно ушедший - умеет возвращаться. Этого хватит.

Я видел странное существо, с длинным носом и крыльями бабочки. Пушистое и... в пятнах. Оно... он не был похож вообще ни на что, но был похож на все сразу. Он всюду совал длинный нос, и с виноватыми глазами отступал, стоило кому-то уличить его заступе за линию старта. Он постоянно смеялся, и в первую очередь, над собой. Гибкая, тонкая фигура, в луковой шелухе масок и жилеток. Я видел его всего пару раз - но белозубая улыбка и плеск зеленоватых крыльев долго будет мелькать у меня на краю сознания.

И еще, я видел двоих. Вернее, я практически их не видел. Но они были во всем - в шелесте травы и листьев, в стенах и рисунках, в слезах и смехе. Это был их мир, вылепленный их мыслями и надеждами. Весь, целиком и полностью, без остатка. Может быть, они слишком много вложили в этот мир, и им начало казаться, что он их отринул... но выросшее из семечка дерево разве перестает быть его частью?
Казалось, сорви пучок травы - и ты найдешь в нем кузнечика. Оглянись в ночи - и ты увидишь волчьи глаза.

*********
in process.
И про Потапа с Помпеем тоже будет, отдельно.
*********
про эмоцииКалекой быть в целом непросто, особенно когда нехватка чего-то важного мешает тебе жить. Когда я собирался на игру, я часто слышал "Не, я не поеду играть в дом, потому что там дети - калеки и эскаписты". Да, все так, но. Самые большие калеки Дома - это его взрослые. Они искалечены неверием, шаблонами и законами взрослого мира, они не умеют парить, потому что сами обрезали себе крылья. А уж о том, чтобы взлететь, не может быть и речи. И ты стоишь, смотришь в небо, в котором летают птицы, ты видишь лес, в котором мох ложится мягким ковром под волчьи лапы, оглядываешься на себя, и понимаешь, что тебе не дано ничего из этого - ни бег, ни полет, потому что ты инвалид и калека. Но ты все равно подпрыгиваешь и машешь слабыми лапками в надежде, что а вдруг... но закономерно ничего не происходит, и остается только лечь и сдохнуть.
Ты стоишь и смотришь в окно, на играющих на лужайке ребят, и знаешь, что тебя не примут в эту компанию, потому что ты, неполноценный, никому не нужен. Более того, окажись ты рядом с ними, они наверняка начали бы смеяться над тобой, потому что ты смешон. Ты, никогда не бывавший на улице, потому что нельзя, был бы хилым, слабым и болезненным, рядом с ними, забавный и нелепый в одежде не по размеру, мешком висящей на хилых бледных плечах. Смешной в своей напускной серьезности, цель жестоких шуток и веселья. И, понимая все это, остается только стоять, касаясь холодного оконного стекла, в бесцветной комнате, пахнущей лекарствами и серостью, и смотреть туда, на яркий, цветной и солнечный мир, на сильных и здоровых ребят, среди которых тебе нет места. И как последний штрих и вечное напоминание - на той руке, которая касается стекла между мирами - не хватает пары пальцев. Как только ты забудешь, что неполноценен - посмотри, и вспомни.
Ты можешь придумать себе, что все будет не так, и что они окажутся совсем другими, и поймут тебя, и возьмут с собой в игру и веселье. Примут как своего и равного, будут вместе с тобой заливисто смеяться, когда ты будешь падать, и протянут руку, чтобы ты смог подняться. Не придумывай. Этого всего - никогда не будет. А если забудешь, посмотри на руку.
Я не выдержал стоять и смотреть. Я проломил собой это оконное стекло, я порезался об осколки, когда выбирался. И когда я, шатаясь, вышел на лужайку - я совершил все возможные ошибки, я был нелепым и глупым, я был героем шуток и розыгрышей, меня никто не воспринимал всерьез, я не мог угнаться за ними, привычными к бегу и полету, потому что до этого никогда не бегал, и, тем более, не летал. Я не знал, что есть дружба, предательство и верность, до тех пор, пока не попробовал все это в первый раз, а попробовав, зарыдал, потому их вкус оказался очень горьким. Я пытался придумывать игры, в которые никто не играл со мной, и правила, которым кроме меня, никто не следовал. Я, привыкший к гипоаллергенным жевательным пастилкам с витаминами, жевал вместе с ними смолу и не понимал, что они нашли в ней такого. Меня знобило от непривычного ветра, а солнцем сожгло бледную кожу до волдырей. И на краю сознания всегда маячил призрак больших, которые будут ругаться за разбитое окно и испачканную травяным соком и мокрой землей одежду. А они непременно узнают, и понимание этого мешает тебе лазить по деревьям и купаться, как это делают остальные, потому что не стоит усугублять собственные прегрешения. Потому что большие могут запросто заложить оконный проем камнем, и ты сюда уже никогда не вернешься. Не стоит забывать. Забудешь - посмотри на руку.
И когда солнце начало клониться к закату, они все расходятся, и ты остаешься один, и уже нет игр и веселья. Только вечерний холод и наступающая ночь. И нужно возвращаться домой, где ждет скандал и свежие царапины от осколков разбитого окна, в которое ночью будет дуть сквозняк, не дающий заснуть.
И чудо, необыкновенное чудо, что они разошлись не все. Кто-то остался, чтобы проводить тебя. Их мало, очень мало - но тебе и этого достаточно. И ты счастлив потому, что они тебя не бросили, что они не смеются над тобой, что они рядом. Пусть они такие же калеки, как и ты. Такие же потерянные, такие же нелепые и смешные. Но ты знаешь, что завтра они вернутся на лужайку перед твоим домом, и будут ждать, когда ты выйдешь. И есть надежда, что этим днем, счастливым ровно настолько же, насколько и болезненным - все не закончится. А на прощание тебе пожимают руку, на которой не хватает пары пальцев. И если вдруг в ночном холоде под тонким одеялом ты забудешь, что завтра снова взойдет солнце - посмотри на руку, и вспомни.
*********
про взрослыхОни все были очень разные, те, кто все-таки принял меня в свою компанию и играл со мной. Среди них были такие же калеки, как я. Их приняли в компанию для того, чтобы они стали игрушками, и они стали, потому что так у них был шанс, что про них не забудут.
Один, лысый и грустный, сухонький и болезненный, всюду таскавший с собой игрушечный огнетушитель. Он был такой же нелепый, как я, с ним никто не хотел играть, и он сам не хотел играть с ними, насупленный и серьезный, и от этого еще более смешной. Они разбегались, стоило ему приблизиться, словно стая рыбешек, при приближении старой, неповоротливой акулы, которая не сможет их догнать, и укусит, только если ты сам попадешься ей в зубы. Мне было жаль, что он один, никому не нужный, и я не смог его оттолкнуть - и он потянулся ко мне всеми силами брошенной души, не знавший до этого что-то, кроме одиночества, а теперь впервые попробовавший дружбу на зуб. Он вцепился в меня и семенил следом, стараясь угнаться и ворча, что воспитанные мальчики не бегают. Он был похож на касатку, сшитую третьеклассницей на уроке труда, с неровными плавниками, разными глазами, и вельветовой шкурой. Но стоило ему упасть в воду - он поплыл, изо всех сил работая мягкими тряпичными плавниками, барахтаясь, неумело шлепая по воде хвостом и щерясь зубами из мягкого белого войлока. Я осторожно опустил руку в воду - и он заплыл на мою ладонь.

Был еще один, очень забавный. Он постоянно что-то грыз и шумно чесался, ни минуты ни сидя спокойно, оглядываясь по сторонам. В стащенной у старшего брата куртке камуфляжной окраски, доходившей ему до пят, он постоянно поправлял рукава, даже закатанные, они все равно свисали ниже кулаков и мешались ему. Он хотел бы играть в войнушку, и бегать с похожей на автомат палкой и кричать тра-та-та, но дети не хотели играть в войнушку, а хотели играть в крысу, и он играл вместе с ними, сам похожий на крысу, лохматый и тряпичный, пыльный от того, что его не раз забывали под кроватью, но всегда вспоминали и вытаскивали обратно. Он постоянно был рядом, сердитый от того, что все вокруг наступали ему на побитый временем и передрягами хвост, сделанный из старого шнурка от кросовок, но неунывающий и постоянно ищущий, чтобы погрызть. Я протянул руку - и он запрыгнул на нее, тут же начав чесать за ухом задней ногой, всем своим видом выражая, что неплохо бы сейчас огурца, или арбузных семечек, но это, если что, не к спеху.
Еще один все время ходил с игрушечным чемоданчиком доктора и пластиковым фонендоскопом. Он, с серьезным видом, делал уколы карандашом, прикладывал подорожник к исцарапанным коленкам, и раздавал конфеты вместо таблеток. К нему приходили, устав от шумных игр, и он всем прописывал отдых и покой, как раз то, что было нужно. Как большой паук, он плел мягкую паутину, в которой удобно было качаться, как в гамаке, а потом побежать дальше. Он не огорчался, когда его шумные гости, отдохнув и придя в себя, убегали дальше, разрывая тонкие нити паутины, только терпеливо плел новую. В его тенета сыпались опавшие листья и иголки, и это был единственный его улов, и он радовался ему, как ребенок. Я до последнего сомневался в нем, но зря, он оказался именно таким, каким виделся, с несоразмерными длинными ногами и большими грустными глазами. Он пытался угнаться за шумной компанией, призывая их быть аккуратнее, но когда у тебя две ноги - ты бежишь раз-два-раз-два, очень быстро, а когда восемь - это надо раз-два-три-четыре-пять-шесть-семь-восемь-раз-два-три... Я протянул руку к его паутине - и он забрался на мою ладонь, забавно перебирая большими мохнатыми ногами и глядя на меня грустными усталыми глазами.

Одна была все время вместе с девочками, в ярком цветочном платьице и сложной прической, заботливо уложенной кем-то из взрослых. Она говорила, как девочка, она была милой, как девочка, она была Мальвиной с обычными волосами, сурово отчитывавшей за очередную кляксу. Но я видел, что у нее не гнутся колени и локти, и стоит девочкам уронить ее - она скажет ма-ма, и закроет глаза с огромными ресницами. Но они не роняли ее, всюду нося с собой, любимую и дорогую куклу. Мне были непонятны девичьи игры, но я любовался ей каждый раз, как видел. Я помахал ей рукой - и она помахала в ответ.

Еще одну боялись все. Одетая в школьную форму не по размеру, в огромных, почти кукольных сандалиях, она все время была рядом, и отчитывала за шум и беготню, привнося правила и строгость туда, где никогда этого не было. Стоило ей появиться - и солнце пряталось, потому что она и солнце были несовместимы. Она несла в себе что-то темное, свой длинный ведьминский нос она совала везде, где только можно. Мне казалось, что она не хотела бы быть злой Гингемой из страшной сказки, но привыкнув жить по правилам, она уже не могла отступить, страдая сама и заставляя страдать других. В какой-то момент она исчезла, но я знал, что она где-то в траве, и что я еще не раз споткнусь об нее, и в моих ушах еще долго будет звучать ее ведьминский смех.

Я уверен, что я и сам был игрушкой. Только не знаю, какой.
*********
про подростков Они, играющие, были очень разными. Очень странными. Меня поражало то, что все они прекрасно знают, что и зачем делают, и в любой мелочи, не важно, что они делают, от собирания муравьев до игры в салки, они невыразимо серьезны во всем, и все их действия, какими бы глупыми и мелкими они не выглядели, очень важны. Они, безусловно, отличались друг от друга, но в одном совпадали точно. Они поражали воображение.
Я видел парня, похожего на большую птицу. Мне удалось завоевать его доверие, чтобы он принял меня в свою игру - чтобы потом, в нескольких нелепых мелочах, я потерял это доверие. Он разочаровался во мне, он смотрел на меня презрительно немигающим взглядом, и в этом взгляде я видел только "Вы точно такой же, как остальные". Он шагал вперед на длинных ногах, опираясь на трость, и я не успевал даже бежать рядом, пытаясь догнать его и объяснить... Наверное, начни я оправдываться, он склонил бы голову на плечо и некоторое время смотрел бы на меня, после чего пошел бы дальше. Но я очень рад, что он подарил мне второй шанс на доверие - и я постарался не потерять его снова.
Одним из самых важных моментов всей игры оказался момент, когда меня ночью поволокли в Могильник, всеми возможными и невозможными способами. Такое чувство было, что ко мне подошел каждый и сказал "Сегодня ночью тебе нужно быть в Могильнике". А я не мог быть в Могильнике, потому что у меня в кабинете лежал спящий Стервятник, и я сопротивлялся всеми силами. Крестная пропала, и я думал, что она все еще в доме, и почти видел, как смыкаются ее узловатые пальцы на шее спящей птицы, которая доверила мне свою жизнь и судьбу нового Дома. В конце-концов, это закончилось тем, что у меня украли здоровье - и на ватных ногах, давя приступы тошноты и стараясь что-то рассмотреть среди головной боли, я нашел всех, кому мог доверять по этому поводу, и попросил их проследить за кабинетом. Акулу, Шерифа, третью - Коня, Дракона, Кудряша и Красавицу как самых верных птенцов. Проверил замок, зашел в кабинет. Увидел спящего на моем диване Стервятника, погладил его по рассыпавшимся волосам, закутал его своим пледом - и ушел туда, где меня ждало неизвестно что.
Когда у меня кончились все надежды и силы, и я уже был готов и капитулировать - именно Стервятник привел меня в чувство. И еще... он ведь мог бы уйти в любой момент, к ждущему его брату, но он предпочел остаться и помочь нам с новым Домом, выдержать еще немного дрязг и опасностей. Ради чего? Ради Дома? Ради меня? Я не знаю.
Я протянул ему руку - и он, не смотря на все возникшие между нами сложности, величественно опустился на нее, сложил крылья и начал чистить перья, кося на меня желтым глазом.

Я видел юношу, печального и нескладного, живущего в мире тоски и грусти. Он был похож на птицу без крыльев, лохматую и нелепую. Я не знаю, чем был наполнен его мир, кроме слез и записей. Но надо признать - он вызывал уважение. Его характер постоянно прорывался через пелену депрессии, и он даже нашел в себе силы написать ободрительное письмо уставшему и запутавшемуся человеку, которому нужна была поддержка не меньше, чем ему самому. Не все его советы могли бы помочь, но он писал искренне, и это было необыкновенно.
Когда на меняльном дне я увидел, что Красавица сидит в одиночестве, и никто не хочет с ним меняться, у меня защемило сердце. Я сходил к себе в кабинет, чтобы найти единственное свое сокровище, подходящее под обмен - подаренный Потапом браслет. Я не помнил, куда его положил, и поэтому искать пришлось долго. Но когда я вернулся, Красавицы уже не было. Мне стало грустно, и я подумал, что на следующий меняльный вторник принесу ему все, что смогу найти интересного. Не знаю, что буду делать с полученными вещами, но так будет правильно.
Именно Красавицу я попросил закрыть чем-нибудь окно моего кабинета, когда уползал в могильник, и даже не стал проверять, потому что был уверен, что он справится. Он постоянно говорил, что у него ничего не получается, но когда доходило до дела - он все делал, как надо.
Я протянул ему руку - и он доверчиво ткнулся в нее носом.

Я видел худощавого юношу, с коротким хвостом, в кожанке не по размеру, из рукавов которой выглядывали его худые тонкие руки. Если бы на пегасах катали детей по выходным, это был бы как раз такой пегас. Он был усталый и забеганный, но веселый и добродушный, и постоянно взмахивал коротко подстриженным хвостом.
Я не знаю, кому Конь передал свой выбор в итоге, но это и не важно. Именно в разговоре с ним я задумался над тем, что мы не даем детям то, что им нужно. Именно разговор с ним о справедливости заставил меня задуматься над тем, что мир этих подростков и вpрослых отличается в корне. А я болтаюсь между двумя этими мирами, совершенно неприкаянный, не знающий, куда себя применить.
Я протянул ему руку - и он насмешливо фыркнул в нее губами, в поисках сахара или морковки.

Я видел немого парня, отличавшегося от остальных тем, что ему постоянно не хватало возможности говорить. Если остальные немые просто молча писали в ответ то, что хотели сказать, этот, казалось, все время забывал, что он немой, и в его жутковатом "мммм!" звучали боль и отчаяние невозможности сказать все, что он хотел бы.
Он радикально изменился на изнанке, и я понял, чего ему так не хватало. Его раздвоенный язык постоянно пробовал воздух, а поток шипящих слов был не остановим.
Он ползал везде, появляясь то тут, то там серебристой змейкой, постоянно строчивший в своем блокноте, и, казалось, обвивавший тебя кольцами своего присутствия.
Грим не смог вытащить меня с Изнанки, когда я копал себе могилу своими руками, мое любопытство пересилило его страх. С этого момента он как-то постоянно было рядом, вечно попадаясь на глаза, я видел его хвост, торчащим из множества дел и проблем.
Именно он вцепился в меня в Могильнике мертвой хваткой, когда я пытался встать и пойти к звавшему меня Помпею, именно он держал сестру Агату, начиная биться в припадке, стоило ей отпустить его руку. Именно он украл мое здоровье и силы, стремясь удержать меня в Могильнике. Наверное, именно он виноват в том, что жнецы так и не смогли пробраться в Дом этой длинной ночью.
Я протянул ему руку - он обвился вокруг нее и радостно зашипел, высовывая длиннющий раздвоенный язык.
Я видел юношу, рыжего и непоседливого. Он, казалось, был везде. Если я слышал какой-то шум, я точно знал, что найду его в центре бури. Хитро глядя на мир из-под своих круглых очков, он то ли нарочно искал событий, то ли создавал их сам. Если я видел, как он куда-то бежит - я автоматически начинал бежать следом, либо чтобы предотвратить то, что он сейчас собирается натворить, либо чтобы сбежать от того, что сейчас несется следом за ним.
Его рыжий хвост заметал следы его прегрешений, а нос, как компас, всегда был повернут туда, где что-то происходит. Он хитрил, юлил, крался и ползал, и, казалось, что он вездесущ. Я уверен, что запусти я на первом педсовете руку под стол - я бы выволок его оттуда, хотя дверь была заперта, и он взахлеб начал бы рассказывать, как очутился здесь.
На его лисьей морде вечно была приклеена улыбка, и я не знаю, что могло бы ее стереть. Именно Рыжий, стоял на страже Могильника в самую длинную. Но даже там, среди страха и подозрений, он все равно ухитрялся шутить и задаваться. Но он не пропустил внутрь никого из тех, кто мог бы нанести вред.
Я протянул ему руку - и он, радостно тяфкнув, начал носиться вокруг меня.

Я видел двоих, живущих вне реальности. Один, яркий и спичечный, поднеси огонек - и он вспыхнет - был ножничным разрезом в ярком пейзаже. Он мог спрятать все, взять на слово, и оно исчезало за гранью сознания. Мог ли он спрятать свои проблемы, свою грусть? Я не знаю. Но он прятал чужие, ничего не требуя взамен. Второй - был художником, создающим шедевры для чужих подписей. Через него та, другая сторона, оставляла свои отпечатки и свои черты. Бык с чужим взглядом, спешащий кот, детский мяч в гнезде пересмешника... Я знаю, что он ушел не просто так, но я не хочу этого знать.
Потому что эти двое должны стать якорями нового Дома. Умеющий прятать - умеет созидать. Давно ушедший - умеет возвращаться. Этого хватит.

Я видел странное существо, с длинным носом и крыльями бабочки. Пушистое и... в пятнах. Оно... он не был похож вообще ни на что, но был похож на все сразу. Он всюду совал длинный нос, и с виноватыми глазами отступал, стоило кому-то уличить его заступе за линию старта. Он постоянно смеялся, и в первую очередь, над собой. Гибкая, тонкая фигура, в луковой шелухе масок и жилеток. Я видел его всего пару раз - но белозубая улыбка и плеск зеленоватых крыльев долго будет мелькать у меня на краю сознания.

И еще, я видел двоих. Вернее, я практически их не видел. Но они были во всем - в шелесте травы и листьев, в стенах и рисунках, в слезах и смехе. Это был их мир, вылепленный их мыслями и надеждами. Весь, целиком и полностью, без остатка. Может быть, они слишком много вложили в этот мир, и им начало казаться, что он их отринул... но выросшее из семечка дерево разве перестает быть его частью?
Казалось, сорви пучок травы - и ты найдешь в нем кузнечика. Оглянись в ночи - и ты увидишь волчьи глаза.


*********
in process.
И про Потапа с Помпеем тоже будет, отдельно.
Слёзы-сопли... Плюсую, неистово рыдая. Только если Р1 ещё мог как-то махать лапками и пытаться, то Крёстной не светила даже попытка. А я, ка игрок, безумно завидовала домовцам и страдала от одиночества.
Пиши остальное, Р Первый, мы очень ждем и очень переживаем за тебя.
Если что, Птицы готовы тебя усыновить.
А еще я сумел на игре создать сказку... и для воспитанников и для себя. Но сказка оказалась именно сказкой...
А еще... черновики очередной статьи по педагогике... и в теории чья то недописанная диссертация.
Очень добрый, не очень смелый, но отважный.
Перечитываю отчет в четвертый раз и опять с трудом сдерживаю слезы. Грустно, красиво и так, как есть. Спасибо еще раз за игру. И очень жду продолжения отчета, как и многие.
слов нет
Хотел бы поделиться с вами своим свежим опытом поиска надежного автосервиса в Оренбурге. После множества попыток, я наконец нашел то место, которым действительно остался доволен — AutoLife 56.
Что мне особенно понравилось в AutoLife 56, так это профессиональный подход каждого специалиста этого сервиса. Мастера не только качественно и оперативно решили проблему с моим автомобилем, но и предоставили компетентные советы по его дальнейшему обслуживанию.
Мне кажется важным поделиться этой информацией с вами, так как знаю, насколько сложно порой найти действительно надежный сервис. Если вы ищете качественный автосервис в Оренбурге, рекомендую обратить внимание на АвтоЛайф 56, расположенный по адресу: г. Оренбург, ул. Берёзка, 20, корп. 2. Они работают ежедневно с 10:00 до 20:00, и более подробную информацию вы можете найти на их сайте: https://autolife56.ru/.
Надеюсь, мой опыт окажется ценным для кого-то из вас. Буду рад узнать о ваших впечатлениях, если решите воспользоваться услугами АвтоЛайф 56.
Ремонт системы охлаждения
Альтернативные ссылки
Знакомство о АвтоЛайф 56: почему стоит выбрать нас в обслуживании автомобилях в Оренбурге Вашему вниманию указываем надёжный автосервис в Оренбурге - автосервис AutoLife Опыт использования доступного автосервиса в Оренбурге завершился успехом: автосервис AutoLife Встречайте о AutoLife56: почему мы в обслуживании автомобилях в Оренбурге Вашему вниманию представляем достойный внимания автосервис в Оренбурге - сервис AutoLife56 5634e34
Evaluate these most effective tactics for website advertising:
https://telegra.ph/Prodvizhenie-sajta-ssylkami-Kakie-ssylki-pokupat-562883-12-05
https://telegra.ph/Prodvizhenie-sajta-ssylkami-Vechnye-ssylki-dlya-sajta-665007-12-05
https://telegra.ph/Prodvizhenie-sajta-ssylkami-Pokupka-ssylok-na-sajt-281636-12-05
https://telegra.ph/Prodvizhenie-sajta-ssylkami-Kurs-seo-751447-12-05
https://telegra.ph/Prodvizhenie-sajta-ssylkami-Pokupka-ssylok-823195-12-05
If fascinated, write to PM and ebook early obtain
eroscenu.ru/?page=4899
eroscenu.ru/?page=28714
eroscenu.ru/?page=8611
eroscenu.ru/?page=32419
eroscenu.ru/?page=36721
eroscenu.ru/?page=15201
eroscenu.ru/?page=8340
eroscenu.ru/?page=19639
eroscenu.ru/?page=26188
eroscenu.ru/?page=31861
eroscenu.ru/?page=717
eroscenu.ru/?page=39169
eroscenu.ru/?page=23323
eroscenu.ru/?page=21378
eroscenu.ru/?page=49493
eroscenu.ru/?page=48906
eroscenu.ru/?page=860
eroscenu.ru/?page=1119
eroscenu.ru/?page=47492
eroscenu.ru/?page=30442
интересные ссылки культурные ссылки гастрономические ссылки научные ссылки нужные ссылки образовательные ссылки обучающие ссылки научно-популярные ссылки нужные ссылки экологические ссылки 8e4_20e